Лежать в засаде для незнающего человека всегда романтично. Пока не уляжешься сам и не прочувствуешь во всей обескураживающей ясности: стоит слишком высоко поднять голову — опустится она уже в нескольких метрах от тебя.Первые минут десять ты сконцентрирован на задаче. Затем начинаешь непроизвольно ёрзать. Через час тебе становится скучно, и в сознание лезут различные отвлекающие картины воспоминаний. Ещё через некоторое время ты мысленно насвистываешь навязшую на зубах попсовую песенку, а в голове роями и стаями проносятся обрывки ничего не значащих разговоров, образы знакомых и незнакомых тебе людей, строки из какой-нибудь прочитанной в прошлом газетной статьи. Окружающий антураж ты начинаешь воспринимать в новом свете. Проносящиеся потоки воздуха, которые и до этого не стихали вовсе, уже кажутся внезапными порывами ветра. Это короткими импульсами возвращается внимание. Травинка перед носом уже раздражает настолько, что мечтаешь о муравье, который проползёт по ней лишь для того, чтобы разнообразить пейзаж. В конце концов тебе начинает казаться, что впереди никого нет и мишень тебе почудилась. Всё чаще ты начинаешь воспринимать себя в третьем лице, видеть себя сверху лежащим с винтовкой в руках в охоте за фантомом. Дон Кихот, воюющий с призрачными мельницами. Ты начинаешь чувствовать стыд и кажешься самому себе круглым идиотом. Вспоминаешь об угрозе как об эпизоде из прочитанного в детстве фантастического романа, и самому себе кажешься смешным. Опасности утопают в иллюзорности, ты уже готов пренебречь осторожностью ради сохранения рассудка. И вот на этой стадии — многие совершают непоправимую ошибку. Вскакивают с места в нерешительной готовности принять пулю, чтобы хоть перед смертью убедиться в том, что не сошли с ума.
— У тебя с ней что-то было?
— Нет, никогда, — ответил Фармер.
— Ага, — кивнул Борланд, ощущая себя полным идиотом. — А у…
— И Уотсон с ней не был, — ответил Фармер с кривой усмешкой. — Что, это так странно?
— Да нет в принципе, — смутился Борланд. — Просто ваша дружба такая… чистая.
— Святой Осирис! — Фармер сплюнул. — Что за люди пошли… Я думал, что хотя бы ты веришь в дружбу между разнополыми людьми.
— Верю, — подтвердил Борланд. — Только никогда её не встречал.
— Дружба между парнем и девушкой в нашем мире всё ещё существует, — сказал он. — И если когда-то это было в порядке вещей, то сейчас превратилось в привилегию сильных духом. Пусть будет так, нам всем от этого только лучше.
Нормальное небо — тот же потолок, просто подвешенный выше и падающий дольше.
Если тебе хочется убить меня, то мы сможем обсудить это в другом месте.
Идите. Ищите свою истину. Каждый из вас обретёт её. Но каждый обретёт свою собственную.
—Ты что, намерен жить для меня?
— Почему бы и нет? — сказал Борланд. — Если не для тебя, то для кого?
Литера отстранилась от него и одарила светлым, изумлённым взглядом огромных глаз. В этот миг Борланда осенило, что она даже не осознаёт, насколько прекрасна.
— Ты не знаешь меня, — сказала она.
— А ты меня.
— Верно. Мы ничего друг о друге не знаем.
— Это не единственная битва, в которой мне придётся участвовать, — сказал Борланд, не отводя взгляда от одухотворённого лица девушки. — И даже если она станет самой значительной в моей жизни, я почту за честь сразиться за право одарить счастьем дорогого мне человека.
Литера несколько раз пыталась что-то сказать и не могла. Наконец она произнесла:
— Твоё предложение всё ещё в силе?
— Да, — уверенно ответил Борланд.
Литера глубоко вздохнула.
— Я принимаю его, — сказала она.
— Ты пойдёшь за мной на край света?
— Да, — ответила девушка, разрывая конец бинта на две узкие полоски и завязывая с их помощью закрепляющий узел. Она посмотрела в глаза Борланду, и добавила: — Я пойду за тобой на край света. Потому что теперь я знаю: за краем света жизнь не кончается. А опасностей там не меньше, чем в его пределах. Никто из нас не выживет там в одиночку. И с тобой мне уже не будет страшно. Никогда.
Ведь спасает не костюм, не ствол и не отсутствие потенциально опасного напарника. На самом деле спасает лишь неистовое желание жить, которое рождается, когда ты валяешься в грязи с порванным рюкзаком, из которого выглядывают полторы аптечки, и с заедающим обрезом в окровавленных руках, когда на два ствола есть лишь три патрона. Понимаешь, что никакой шлем из авиационных материалов с пуленепробиваемым стеклом не защитит тебя так, как защищают пот и кровь, стекающие на глаза.
— Много днэй назад, — сказал он с лёгким акцентом, — один моральный урод хотэл обесчестить мою сестру. За пять минут я сдэлал из него урода физического.
Смерть его не угнетала, но ожидание конца было убийственным само по себе. Ежесекундно пребывать в напряжении, совершать чудовищно сложный выбор на каждом шагу, скоропалительно решать, выстрелить или договориться, повернуться спиной или нет, пойти направо или налево — и всё это лишь для того, чтобы купить себе лет тридцать точно таких же скитаний.
Никто не заслуживает умереть дважды, потому что никто не заслуживает дважды жить.
— Да мы все в рубашках родились! — Ага. В смирительных.
Я привык всегда побеждать. Но не потому, что я лидер или герой. Просто я очень боюсь проигрывать. Не умереть боюсь, а сдаться. Ведь после этого жизнь уже никогда не будет прежней: Проходит время, ты вспоминаешь, как шёл к чему-то и сломался на середине пути. А затем понимаешь, что ведь можно было тогда что-то предпринять, и говоришь себе: чёрт побери, я протормозил! Расклеился и начал ныть, когда можно было сделать то-то и то-то. Вот чего я боюсь.
— У мудрых восточных народов есть много хороших высказываний, — объяснил Технарь. — Согласно одному из них, ученик должен быть благодарен за любой полученный в жизни урок. Всё, что вытворяет с ним учитель, пойдёт ему лишь во благо. Это надо понимать.
Дело было даже не в том, что его собственная жизнь под угрозой. Гораздо хуже то, что на волоске повисли все его представления о самой безопасности как таковой. Если человек не способен оградить себя и тех, кто ему дорог, от предсказуемого процента проблем, то весь его опыт выживаемости, накопленный поколениями, попросту обесценивается.
Забудь про то, кем был раньше, потому что этого уже никто не помнит.
Эта дорога была шириной в полмили — явление, обычное для Техаса, где каждый путник едет где хочет, придерживаясь лишь общего направления.
Если уж дождь начнётся, то льет как из ведра.
..человек, искренне любящий, не боится пренебречь общественными предрассудками. Любви не свойственна такая мелочность.
Увы, нет такого уголка на всём земном шаре, где золото не управляло бы кинжалом убийцы!
Лентяи, которые любят поспать и опаздывают к завтраку, рискуют получить холодные оладьи или остаться без вафель - вот почему на южных плантациях таких лентяев мало.
...будь она проклята, эта французская бурда и особенно коньяк! И что может быть лучше чистого кукурузного сока, который привозят из Питтсбурга на реке Мононгахиле!
Это было нелогично, но люди, которые ищут преступника, редко рассуждают логично. Они думают только о том, чтобы наказать его.
Его красавица дочь за последние годы привыкла к поклонению и комплиментам, а это часто портит человека.
Хорошо откормленный ирландский поросенок, наверно, отвернулся бы от того, чем тут нас кормят.