по полу гуляет ветер, которому позавидовал бы даже северный полюс
Все серо, обыденно, старо. И грязь даже старая.
— Не будем плакать, — сказал он. — Слезы есть малодушие. И к тому же мы можем найти утешение во всякую минуту... Утешьтесь!.. Искусство — самый радикальный утешитель.
Это Дегтярев! — узнал Турманов в басе одного из своих приятелей. — И ты, Брут, туда же! Неужели и его уж подцепила? Экая ненасытная, неугомонная баба! Дня не может продышать без романа!
Время, когда он возмущался, устраивал сцены, бранился и даже дрался, давно уже прошло; он махнул рукой и теперь смотрел на романы своей ветреной супруги сквозь пальцы. Но ему все-таки было неприятно. Такие выражения, как индюк, Собакевич, пузан и пр., покоробили его самолюбие.
Будь он астрономом, он сумел бы доказать, что это худшая из планет!
Язык молчал, но зато действовали мозги.
Амбар был произведен в театры не за какие-либо заслуги, а за то, что он самый высокий сарай в городе.
Такие выражения, как индюк, Собакевич, пузан и пр., покоробили его самолюбие.
И даже имел нахальство, на правах доброго знакомого, громко пожурить его супругу за то, что та плохо заботится о здоровье мужа. А супруга, как ни в чем не бывало, глядела на мужа маслеными глазками, весело смеялась, невинно болтала, так что сам чёрт не заподозрил бы ее в неверности.