Исторический взгляд делает всех заложниками великих общественных событий. Я же вижу дело иначе: ровно наоборот. Великие события растут в каждой отдельной личности. В особенности - великие потрясения. Все очень просто. В каждом человеке есть дерьмо. Когда твое дерьмо входит в резонанс с дерьмом других, начинаются революции, войны, фашизм, коммунизм... И этот резонанс не связан с уровнем жизни или формой правления. То есть связан, может быть, но как-то не напрямую. Что примечательно: добро в других душах отзывается совсем не с такой скоростью.
В связи с отцом думал о природе исторических бедствий - революций там, войн и прочего. Главный их ужас не в стрельбе. И даже не в голоде. Он в том, что освобождаются самые низменные человеческие страсти. То, что в человеке прежде подавлялось законами, выходит наружу. Потому что для многих существуют только внешние законы. А внутренних у них нет.
Там, где есть хороший чиновник, не нужен правитель.
– Что вы всё пишете? – Описываю предметы, ощущения. Людей. Я теперь каждый день пишу, надеясь спасти их от забвения. – Мир Божий слишком велик, чтобы рассчитывать здесь на успех. – Знаете, если каждый опишет свою, пусть небольшую, частицу этого мира… Хотя почему, собственно, небольшую? Всегда ведь найдется тот, чей обзор достаточно широк. – Например? – Например, авиатор.
Ведь настоящее покаяние – это возвращение к состоянию до греха, своего рода преодоление времени. А грех не исчезает, он остается как бывший грех, как – не поверите – облегчение, потому что раскаян. Он есть и – уничтожен одновременно. Мой собеседник кладет свою руку поверх моей, лежащей на подлокотнике, и сильно ее сжимает. В глазах слёзы. – Из того, что вы сказали, я не понял ни слова. Но мне отчего-то кажется, что вы правы.
- Что может быть выше справедливости! - крикнула я, чтобы расшевелить этого человека. Он подумал. Сказал: - Наверное, только милость.
Шепот – особенный вид общения, я уж не говорю о ночном шепоте.
Играет роль еще и то, что никто уже не цепляется за жизнь, а без этого трудно выжить: человек, считай, умирает тогда, когда его охватывает безразличие.
Сэр Шурф, помнится, говорил, что если делать специальные дыхательные упражнения на протяжении сорока лет, можно обрести подлинную невозмутимость. И я ему верю: за сорок лет ежедневного насилия над собственным организмом действительно можно так задолбаться, что все остальные проблемы станут уже до лампочки.
Степень важности разговора зависит от собеседника. Главное - кто говорит. И где. И прочие обстоятельства тоже могут иметь большое значение. А о чем говорить - это уже дело десятое. Все равно настоящий смысл всегда по ту сторону слов.