Вначале я был настолько наивен и молодо-прямолинеен, что при настойчивом требовании говорил больному правду; только постепенно я понял, что в действительности значит, когда больной хочет правды, уверяя, что не боится смерти; это значит: "если надежды нет, то лги мне так, чтоб я не на секунду не усомнился, что ты говоришь правду".
Чувство не знает и не хочет знать логики.
Где шаблон, - там ошибок нет, где творчество, - там каждую минуту возможна ошибка.
...болезнь излечивается не только лекарствами и назначениями, но и душою самого больного; его бодрая и верящая душа - громадная сила в борьбе с болезнью...
Нужны какие-то идеальные, для нашей жизни совершенно необычные условия,
чтобы болезнь стала действительно "случайностью", при настоящих же условиях
болеют все бедные болеют от нужды, богатые - от довольства, работающие - от
напряжения, бездельники - от праздности; неосторожные - от неосторожности,
осторожные - от осторожности.
Один молодой врач спросил знаменитого Сиденгама, "английского Гиппократа", какие книги нужно прочесть, чтобы стать хорошим врачом.
- Читайте, мой друг, "Дон Кихота", - ответил Сиденгам.
...нигде отсутствие практической подготовки не может принести столько вреда, как во врачебном деле.
С каждым днём моей практики всё настойчивее вставал вопрос, по какому-то невероятному недоразумению я стал обладателем врачебного диплома, имею ли я на этом основании право считать себя врачом? И жизнь с каждым разом всё убедительнее отвечала мне - нет, не имею.
Врача за отсутствие бескорыстия можно упрятать в тюрьму, а все остальные люди пользуются правом невозбранно распоряжаться своим кошельком и трудом; за отказ в помощи умирающему с голоду человеку им предоставляется право ведаться только с собственной совестью, и если совесть эта достаточна тверда, то они могут гордо нести свои головы и пользоваться всеобщим почётом.
Билль "о жестокости к животным" был принят английским парламентом в августе 1876 года. Дата знаменательная: как раз в это время в Болгарии свирепствовали турки, поощряемые дружественным невмешательством Англии. Неужели пытаемые в лабораториях лягушки были английским депутатам ближе и дороже, чем болгарские девушки и дети, насилуемые и избиваемые башибузуками? Конечно, нет. Дело гораздо проще: парламент понимал, что вмешательство в болгарские дела невыгодно для Англии, невыгоды же ограничения живосечений он не понимал. А там, где человек не видит угрозы своей выгоде, он легко способен быть и честным и гуманным.