Емельян Спиридоныч ничего не сказал. Чувствовал себя каким-то обездоленным и злился.– А чего эт ты давеча про рай сказал? – спросил он. – Каких туда не пускают?– Богатых.– Почему?– Потому что они… ксплотаторы. И должны за это гореть на вечном огне.Емельян Спиридоныч пошевелился, сощурил презрительно глаза.– А ты в рай пойдешь?– Я – в рай. Мне больше некуда.Емельян Спиридоныч потянул вожжи.– Трр. Слазь.– Чего ты?– Слазь! Пройдись пешком. В раю будешь – наездишься вволю. Нечего с грешниками вместе сидеть, – Емельян Спиридоныч не шутил.
Странное дело с этими бабами: когда им даже не очень нужно и даже совсем не нужно, они могут так легко, просто врать, будто имеют на это какое-то им одно известное право
Ты мужик, а мужик до сорока годов парень
Фекла вышла на крыльцо и, скрестив на могучей груди полные руки, спокойно смотрела на Любавиных.– Может, в дом пригласишь, корова комолая? – сказал Емельян Спиридоныч.– Заходите, раз приехали. А коровой меня нечего обзывать.– Скажите какая… Ну, телка. – Емельян Спиридоныч молодо выпрыгнул из кошевы – в руках по бутылке и еще из карманов торчат две. – Режь огурцы, – распорядился он. – Честь тебе великая привалила, а ты стоишь, как в землю вросла. От радости, что ли?Фекла тоже была из гордых людей; в свое время из-за гордости и проворонила всех женихов.– Ты не петушись тут, – осадила она Емельяна Спиридоныча. – Приехал… царь-горох.– Поменьше вякай, дура. А то ведь и повернуть можем.
Родина... Что-то остается в нас от родины такое, что живет в нас на всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим. А живет в нас от всей родины или косогор какой-нибудь, или дом, или отсыревшее бревно у крыльца, где сидел когда-то глухой весенней ночью и слушал ночь...
Какой ты, такая у тебя душа.
***
...ему даже казалось, что с подлыми жить легче. Их ненавидеть можно - это проще. А с хорошими - трудно, стыдно как-то.
***
Сидели, склонившись локтями на стол, - лоб против лба, угрюмые, похожие друг на друга и не похожие. У старшего Любавина черты лица навсегда затвердели в неизменную суровую маску. Лишь глубоко в глазах можно еле заметить слабый отсвет тех чувств, какие терзали этого большого лохматого человека. У молодого - все на лице: и горе, и радость, и злость. А лицо до боли красивое - нежное и зверское. Однако при всей своей страшной матерости отец уступал сыну, сын был сильнее отца. Одно их объединяло, бесспорно: люди такой породы не гнутся, а сразу ломаются, когда их одолевает другая сила.
***
Что-то остается в нас от родины такое, что живет в нас всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим.
***
Ах, какая же это глубокая, чистая, нерукотворная красота - русская песня, да еще когда ее чувствуют, понимают. Все в ней: и хитреца наша особенная - незлая, и грусть наша молчаливая, и простота наша неподдельная, и любовь наша неуклюжая, доверчивая, и сила наша - то гневная, то добрая...И терпение великое, и слабость, стойкость - всё.
***
Он любил сидеть у окна за столиком в поезде... и смотреть на проплывающие мимо деревеньки, села, поля, леса, перелески... Есть в этом неизъяснимое наслаждение. Рождается чувство некой прочности на земле всего существующего. Особенно, когда там, откуда едешь, все осталось в хорошем состоянии - и дела, и отношения с людьми; и когда там, куда едешь, тоже должно быть все хорошо.
***
Жизнь представлялась теперь запутанной, сложной - нагромождение случайных обстоятельств. И судьба человеческая - тоненькая ниточка, протянутая сквозь этот хаос различных непредвиденных обстоятельств. Где уверенность, что какое-нибудь из этих грубых обстоятельств не коснется острым углом этой ниточки и не оборвет ее в самый неподходящий момент?
А ты не думай никогда хорошо про людей – ошибаться не будешь.
- Глупенькая, разве ты не понимаешь? Ты дай мужику хвост свой павлиний распустить, он же весь в хвосте этом. Ему же хочется себя во всей красе представить - вон он какой!
Зарабатываем мы нынче не меньше мужиков, кормильцем он уже давно себя не чувствует, так дай милая ему хоть поучить тебя.
- Да что же по вашему, мы аплодировать им должны павлинам-то этим?
- Чего вы смеетесь? Чего? У умной бабы мужик в дому не только аплодисменты, овации услышит!
- Подстраиваться под сильный пол, да?
- Ну нет, ну зачем подстраиваться? Не подстраиваться, а помогать мужику самого себя уважать.
- Ох, девочки, девочки, вот мне мой Ванечка всегда говорил: "я, Анюта, около тебя лучше становлюсь".
Кто переест – того в поликлинику, кто перепьет – в милицию.
И тут злой ветер, прилетев из леса, ворвался в распахнутую дверь, и жена вздрогнула, поежилась и сказала мужу:– Почему ты не затворишь дверь? Смотри, какой студёный ветер, я совсем замёрзла.– В доме, где живут люди с каменными сердцами, всегда будет стужа, – сказал муж.