(...) мопед заметно прибавил ход, ноги подогнулись, и молодые люди стрелой вылетели из деревни, скаля от страха зубы, обдуваемые до сухоты встречным ветерком. (...)В итоге Эмилия отделалась синяком на челюсти, приземлившись поверх своего спутника с разинутым от ужаса ртом. Самой же серьезной раной Гийома была ущемленная гордость: мало того, что пришлось как-то объяснять свою хромоту, так еще и на щеке, вместо первого поцелуя, навечно запечатлелся след от укуса.
...лягушачьи лапки едят лишь одни легковерные туристы, попавшиеся на старую «утку», запущенную еще в 1832 году каким-то проказником-купцом, — этот болван, будучи проездом в Лондоне, заявил там, что лягушачьи лапки — национальное блюдо французов.
— Может, я и холостяк, Стефан, — согласился Гийом Ладусет, глядя на дальний берег реки, — но это отнюдь не мешает мне стать настоящим сватом. Сватом из Перигора.
Любовь как хорошее кассуле, здесь главное - время и настойчивость. Местами вкусно, местами прогоркло, и ты недовольно морщишься. А бывают и всякие сюрпризы вроде маленькой зеленой пуговки, но оценивать блюдо нужно целиком.
Запомни. О человеке судят по его последнему блюду.
Продолжая свой путь вверх по улице, Гийом Ладусет неожиданно столкнулся с одним из бывших своих клиентов еще по парикмахерской, который поинтересовался, как продвигаются дела на поприще сватовства.
— Примерно как та дюжина устриц, что покупаешь воскресным утром на Пляс-дю-Марш. Одна-две обязательно окажутся такими, что хрен откроешь, — ответил Гийом и повернул к площади.
Смерть отца мадам Ладусет явилась для односельчан неожиданностью. Были, правда, и такие, кто тешил себя надеждой, что день этот все же наступит, причем скорее рано, чем поздно, поскольку старик все чаще забывал надевать штаны перед тем, как выйти из дома, — зрелище, вселявшее ужас не только в женщин, особенно в ветреную погоду.
Кое-кто винил именно древнюю колбасу в том, что аптекарь Патрис Бодэн, никогда прежде не обнаруживавший признаков помешательства, стал вдруг отъявленным вегетарианцем - позор, который деревне так и не удалось с себя смыть.
Ветерок игриво обнюхивал знак на въезде в деревню. Знак был с возможностью регулировки и гласил: «Снизь скорость! Нас всего 33».
Брак их рухнул не от ударов жизненных молний - его медленно, но верно подточили полчища бытовых термитов. Мелкие обиды накладывались одна на другую, пока в один прекрасный день не превратились в неодолимую гору.