- Зачем? - страстно заговорила Людмила. - Люблю красоту. Язычница я, грешница. Мне бы в древних Афинах родиться. Люблю цветы, духи, яркие одежды, голое тело. Говорят, есть душа, не знаю, не видела. Да и на что она мне? Пусть умру совсем, как русалка, как тучка под солнцем растаю. Я тело люблю, сильное, ловкое, голое, которое может наслаждаться.
- Да и страдать ведь может, - тихо сказал Саша.
- И страдать, и это хорошо, - страстно шептала Людмила. - Сладко и когда больно, - только бы тело чувствовать, только бы видеть наготу и красоту телесную.
Он не знал, о чем говорить с Мартою. Она была ему нелюбопытна, как все предметы, с которыми не были кем-то установлены для него приятные или неприятные отношения.
Передонов поспешно пошел из гостиной. Гудаевский сложил ему из своих длинных пальцев длинный нос, а потом поддал в воздухе коленом, словно выталкивая гостя. Антоша захихикал. Гудаевский сердито прикрикнул на него.
– Антоша, не забывайся! Смотри, завтра поеду в гимназию, и если это окажется правда, отдам тебя матери на исправление.
– Я не шалил, он врет, – жалобно и пискливо сказал Антоша.
– Антоша, не забывайся! – крикнул отец. – Не врет надо сказать, – ошибается. Только маленькие врут, взрослые изволят ошибаться.
- Плевать я на тебя хочу, - спокойно сказал Передонов.
- Не проплюнешь! - кричала Варвара.
- А вот и проплюну, - сказал Передонов.
Встал и с тупым и равнодушным видом плюнул ей в лицо.
С ума не сойдет, сходить дураку не с чего.
... классный наставник, – молодой человек до того либеральный, что не мог называть кота Ваською, а говорил: кот Василий ...
Быть счастливым для него значило ничего не делать и, замкнувшись от мира, ублажать свою утробу.
- Какая ты глупая! - сказал Саша. - В моей глупости так много счастья!
Только в безумии счастье и мудрость.
Да и вообще, - думал Передонов, - уж слишком тонкая штучка - Валерия. К такой не знаешь, как и подступиться. Как ее обругаешь? Как ее толканешь? Как на нее плюнешь?