Макс любил понедельники. Они начинались прямо с раннего утра. ... Понедельников без Макса не бывало.
- тебе мое желание покажется извращением.
- Да брось ты? Что значит - извращение? Мужчины сами по себе - извращение.
У животного гораздо меньше шансов отстоять свою свободу, чем у человека. А у Курта - меньше чем у любого другого животного.
- А какое у тебя хобби? - Трахаться, - ответила Катрин.
Если Катрин правильно поняла, груши ему нужны были только для того чтобы назвать пирог грушевым.
Для нее поцелуй был чистым сексом.
- Вы не романтик, - заявил Натаниэль.
- Как это - не романтик? - Моше Левински вдруг не на шутку обиделся. - А кто, кроме романтика, во-первых, приедет в Израиль, а во-вторых, начнёт здесь заниматься бизнесом? Разве вы не знаете, что бизнес - истинно еврейская романтика?
- А сколько ты берёшь за портрет?
- За портрет? - Левин улыбнулся. - Смотря с кого. Когда сто шекелей, когда триста. А что?
- Сможешь нарисовать?
- За сколько?
- За пятнадцать минут.
- За сколько шекелей? - повторил Левин.
...А насчёт сочуствия... Я тебе хочу сказать, - задумчиво произнёс Розовски, - что жертвы для нас, в большинстве случаев, абстрактные фигуры. Мы их не знаем. Нам известен, обычно, только сам факт преступления против них. А преступников мы вычисляем, пытаемся понять их психологию, их мысли, мотивы их поступков. И они становятся нам ближе. Даже кобелистые мужья, за которыми мы следим время от времени, даже подростки, бегающие по массажным кабинетам тайком от мамаш... - он замолчал. Потом добавил: - А может быть, причина в том, что каждый из нас - потенциальный преступник.
Привычка не вмешивать в свои дела милицию впитывалась советскими людьми, что называется, с молоком матери. Естественным образом эта привычка последовала за ними и в Израиль. Перестав считаться советскими людьми, они не перестали оставаться таковыми. Так что, к израильской полиции они, на первых порах, относились так же, как и к родной (в прошлом) советской милиции.