Характером он был немного дик,
Но вежлив и приятен в обращенье,
Весьма умерен в прихотях своих;
В одежде, в пище, даже в поведенье,
Умел он быть отважным в нужный миг
И выносить суровые лишенья,
И, чтоб рабом в стране рабов не стать,
Решил он сам других порабощать.
Она была бесспорно совершенна,
Но к совершенству свет и глух и нем.
Недаром прародители вселенной
Хранительный покинули Эдем
Совсем нетрудно справиться с мужчиной, Коль он неосторожен и не прав
Приятно наслаждаться наслажденьем,
Хотя оно чревато, говорят,
Проклятьем ада. С этим убежденьем
Стараюсь я уж много лет подряд
Исправиться, но с горьким сожаленьем
Я замечаю каждый листопад,
Что грешником я оказался снова,
Но я исправлюсь — я даю вам слово!
Любовь, разврат, вино et cetera
Вредят здоровью; жажда громкой славы
Вредит душе; азартная игра Вредит карману.
Лучшие забавы, Как видно, не доводят до добра,
Но жажда денег исправляет нравы;
Скупой, копящий золото, давно
Забыл разврат, и карты, и вино.
Что смертным — грех, то Зевсу — адюльтер!
Наш век есть век прекрасных разговоров, Убийства тела и спасенья душ
Убил себя вином в пылу досады!
И средние века не так страшны,
Как страшен средний возраст нашей жизни.
То глупы мы, то мудры, то смешны
И с каждым днем становимся капризней.
Но в тридцать лет седы мои виски,
Что будет в сорок — даже и не знаю:
Поглядывать я стал на парики.
Я сердцем сед!