Каждая черточка его физиономии являла собой непревзойденный шедевр заурядности, эстетическое воплощение незапоминающейся посредственности. Но вместе они складывались в оркестр, способный воспроизвести лицевую музыку богов.
С некоторых пор единственный шанс поучаствовать в приличном расследовании убийства мог представиться только в том случае, если он сорвется и забьет Уилсона до смерти бутылкой шампанского — той самой, что ему подарили по случаю грядущего выхода на пенсию.
Все шло нормально — вплоть до того момента, когда все пошло не так.
Господи, подумал Пол, почему все преступные психопаты так любят своих милых старушек-мамочек?
Уилсон был идиотом наихудшего сорта: с высшим образованием
Неделя выдалась долгой, а подменять Саму на подобных мероприятиях входило в число его наименее любимых служебных обязанностей. Но он все же приходил и улыбался одним и тем же старческим лицам и смеялся над одними и теми же «бородатыми» анекдотами. Что поделать, надо общаться с людьми, чтобы с ними ладить.
Он достиг того этапа, когда время измеряется не числом отмеченных дней рождения, а днями или даже часами, оставшимися до конца.
Сегодняшний день оказался, пожалуй, еще хуже, чем вчерашний. А учитывая, что вчера его чуть не зарезал восьмидесятилетний убийца, это о чем-то да говорило.
— А чем займешься ты? — А я, пожалуй, надену свои подкованные говнодавы и устрою маленькую охоту на крыс.
Он увидел, как лиса внимательно наблюдает за ним, вытягивая недоеденный сэндвич из урны возле газетных киосков. Лиса не походила на запуганное животное, готовое в любой момент дать стрекача. Это была дублинская лиса, чей взгляд как бы говорил: «Еда теперь моя. Попробуй её отнять».