У нас уж всем известно правило, и пословица говорится: „Пил не пил, а коли говорят пьян, – так иди лучше спать ложись“.
-- Соскучились, значит, по мне.
– Иссохли, малый, – смеясь, проговорила та же солдатка.
– И ты иссохла?
– Да как же: ночь не ем, день не сплю, за тобой убиваюсь.
– Ах ты, моя краля милая! – принимая шутку, отвечал Степан
У нас лягушек очень много в прудах, так как эти лягушки раскричатся вечером, то говорят, что это они баб передразнивают: одна кричит: «Где спала! где спала!» – а другая отвечает: «Сама какова! сама какова!»
Соседей многих уж нет: одни переселились в города, другие в вечность.
Бабы все такие же. Есть очень приятные, есть и такие, что унеси ты мое горе.
Прощение только допускалось в незначительных случаях, и то ребенок, приговоренный отцом или матерью к телесному наказанию розгами без счета, должен был валяться в ногах, просить пощады, а потом нюхать розгу и при всех ее целовать. Дети маленького возраста обыкновенно не соглашаются целовать розги, а только с летами и с образованием входят в сознание необходимости лобызать прутья, припасенные на их тело.
Не одна Варвара делала Насте этакие претексты, даже и невестка Домна, с своего доброго сердца, говорила ей: «И-и! да гуляй, Настя. Ведь другие ж гуляют. Чего тебе-то порожнем ходить? Неш ты хуже других; аль тебе молодость не надо будет вспомянуть?»
Все хочет жить; все собирается жить; все просит жизни. Чуется во всем пора любви, пора темных желаний, томительных, и тоски безграничной для тех, кому не с кем делить ни горя, ни радостей.
– А… вот ты наконец и очнулся, – сказал человек. – Теперь я вижу, что ты меня слушаешь. У тебя была сломана голова. Я её починил. Вернул тебя с того света.
«А сердце? – подумал Эдвард. – Сердце моё ведь тоже сломано».
– Я покончил с любовью, – отрезал Эдвард. – Я с этим делом покончил. Это слишком больно.
– Ну вот ещё! – возмутилась старая кукла. – Где же твоя отвага?