Мои цитаты из книг
-- Сама виновата, – фыркнула в ответ богиня земли. – Нечего было устраивать тараканьи бега на тему «Найди магию Эфри и получи приз»!
Вы когда-нибудь мечтали попасть в другой мир? Я – нет! Но две неугомонные богини, свалившиеся, как снег на голову, моего мнения не спрашивали. Зато магией одарили по полной программе! Но если первый дар помогает спасать чужие жизни, то второй доставляет сплошные неприятности. Чтобы не погибнуть, я вынуждена скрывать правду даже от того, кто с каждым днем становится все дороже. Ведь если я сделаю неправильный выбор, то в одночасье потеряю все…
– Не называй меня госпожой, мне это непривычно. В моем мире служанок иметь не принято, и уж тем более никто никого госпожой не зовет. Обращайся ко мне просто – Алина. – Да, госпожа Алина.
Вы когда-нибудь мечтали попасть в другой мир? Я – нет! Но две неугомонные богини, свалившиеся, как снег на голову, моего мнения не спрашивали. Зато магией одарили по полной программе! Но если первый дар помогает спасать чужие жизни, то второй доставляет сплошные неприятности. Чтобы не погибнуть, я вынуждена скрывать правду даже от того, кто с каждым днем становится все дороже. Ведь если я сделаю неправильный выбор, то в одночасье потеряю все…
Через четверть часа я насытилась, понимая, что больше съесть не смогу, и обед вряд ли потребуется. А до ужина еще куча времени. Значит, на повестке дня - море!
Вы когда-нибудь мечтали попасть в другой мир? Я – нет! Но две неугомонные богини, свалившиеся, как снег на голову, моего мнения не спрашивали. Зато магией одарили по полной программе! Но если первый дар помогает спасать чужие жизни, то второй доставляет сплошные неприятности. Чтобы не погибнуть, я вынуждена скрывать правду даже от того, кто с каждым днем становится все дороже. Ведь если я сделаю неправильный выбор, то в одночасье потеряю все…
Что может быть страшнее человека? Зверь убивает, чтобы насытиться. Ему — зверю — наплевать на честолюбие, на жажду власти, на карьеру. Он не завистлив! А вот мы — можем ли знать, кто жаждет нашей смерти, кого мы, сами не зная о том, обидели? Обидели самым существованием своим? Ничего мы не знаем...
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.
Я вскочил с постели и с отвращением уставился на подушку, сохранившую вмятину от моей головы. Это я там лежал? Это я запасался жратвой и закладывал двери ломом? Это я трясся, как последняя тварь, за свою драгоценную шкуру? Это я чуть в штаны не нагадил от страха? Так чего ж я стою со всем своим великолепным пафосом разоблачения, презрения, со своей вонючей сторонней позицией? Понтий Пилат, предающий ежедневно свою собственную душу, – чего я стою?
Да, каждый отвечает сам за себя. Но за себя, а не за того, кем тебя хотят сделать. Я отвечаю за себя, а не за потенциального шкурника, доносчика, черносотенца, труса. Я не могу позволить им убить себя и этим сохранить свою жизнь.
Погоди, а что я буду делать? Я выйду послезавтра на улицу и буду кричать "Граждане, не убивайте друг друга! Возлюбите своего ближнего!?" А что это даст? Кому я помогу? Кого спасу? Не знаю, ничего не знаю… Может быть, я спасу себя. Если не поздно.
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.
Я слушал его и думал о том, как люди умудряются создавать проблемы на пустом месте. Володька женат, у него двое детей, он преподает литературу в школе, лучший методист района и, в общем-то, умный парень. Но его романы! Конечно, жена у него халда, спору нет, от такой жены на любую бабу кинешься. Ну, и кидайся на здоровье. А к чему эти переживания, страсти африканские, весь этот провинциальный гамлетизм? И слова-то какие: «нравственные обязательства», «душевная раздвоенность», «она в меня верит»…
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.
...кусок из софроновского стихотворения помню наизусть:
Гудели станки Ростсельмаша,
Фабричные пели гудки,
Великая партия наша
Троцкистов брала за грудки.
Мне было в ту пору семнадцать,
От зрелости был я далек,
Я в людях не мог разобраться,
Удар соразмерить не мог.
И, может, я пел тогда громче,
Но не был спокоен и смел:
Того, пожалев, не прикончил,
Другого добить не сумел…
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.
Ты должен сам за себя отвечать, и этим - ты в ответе за других.
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.
Никто из нас не знает, что скрыто в душе у другого. К примеру, наш с вами откровенный разговор есть не что иное, как безумие, самоубийственное срывание одежд. Но если вы сорвете на улице одежду в буквальном смысле слова - вас отведут в милицию, оштрафуют, общественное порицание вынесут - и только! А откровенность, срывание одежд душевных - недопустимо! Как знать, а вдруг какое-то мое слово, какая-то идея уязвит вас в самое сокровенное, самое больное место, вопьется настолько сильно, что вырвать эту ядовитую занозу можно только ценой жизни моей?! И вы ринетесь убивать меня - спасать себя! А кто и что может воспрепятствовать вам? Или любому, другому, третьему? Кто из нас знает, сколько весит вражда, которую кто-то испытывает к нам? И чем она вызвана? Неловким словом, манерой закусывать, формой носа?
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.
Мы можем и должны решать каждый за себя. Это все, что нам осталось, все, что мы в состоянии сделать, но и этого много. Слишком много.
Повесть-антиутопия Говорит Москва, рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного праздника.