Все это, однако, давно забылось. ... он рассказывал о прежних годах, о Запорожьи, о гайдамаках, о том, как ... осажденные в горящей избе гайдамаки стреляли из окон, пока от жара не лопались у них глаза и не взрывались сами собой пороховницы. И старик сверкал дикими потухающими глазами и говорил: «Гей-гей! Было когда-то наше время... Была у нас свобода!..» А лозищане - уже третье или четвертое поколенье, - слушая эти странные рассказы, крестились и говорили: «А то ж не дай Господи Боже!» (А вот же ж таки дал!... кое-где... - неКороленко)
"Человек много думает на море разного,-сказал он мне,- разное думает о себе и о боге, о земле и о небе... Разное думается человеку на океане- о жизни, мой господин, и о смерти..."
"А море тоже все более стихало и лизало бока корабля, точно ласкалось и просило у людей прощения..."
Ах, Америка, звучит заманчиво. Оказалось, как мираж она обманчива…
— Гоу до ю лайк дис кэунтри, сэр?
— Он хочет знать, как вам понравилась Америка? — перевёл Нилов.
Матвей, который всё ещё дышал довольно тяжело, махнул рукой.
— А! чтоб ей провалиться, — сказал он искренно.
— Что сказал джентльмен о нашей стране? — с любопытством переспросил судья Дикинсон, одновременно возбудив великое любопытство в остальных присутствующих.
— Он говорит, что ему нужно время, чтобы оценить все достоинства этой страны, сэр…
«И он понимал, что это оттого, что в нём родилось что-то новое, а старое умерло или ещё умирает»
Конечно, со временем все заменят машины… Но тут он оборвал фразу под упорным ироническим взглядом старой барыни, которая процедила сквозь зубы: – Даже синие глаза? Ну, это-то уж едва ли
Наше худое лучше здешнего хорошего
И чайка боится лететь дальше, а мы полетели.
"Пока человек еще молод, -- говаривал он, -- а за спиной еще не пищит детвора, тут-то и поискать человеку, где это затерялась его доля".