Одно, только одно горячее, захватывающее чувство можно было усмотреть в бесстрастных душах врачебных начальников, – это благоговейно–трепетную любовь к бумаге. Бумага была все, в бумаге была жизнь, правда, дело… Передо мною, как живая, стоит тощая, лысая фигура одного дивизионного врача, с унылым, сухим лицом. Дело было в Сыпингае, после мукденского разгрома.– У вас что–нибудь утеряно из обоза? – осведомился начальник санитарной части нашей армии.– Все утеряно, ваше превосходительство! – уныло ответил дивизионный врач.– Все? И шатры, и перевязочный материал, и инструменты?– Нет, это–то уцелело… Канцелярия вся утеряна.