— А ты думала, раз мы в столице, то тут все прогрессивные да адекватные? Спешу тебя расстроить. В замшелых мозгах некоторых мужчина все еще должен быть могуч, вонюч и волосат, — остаток фразы Дава произносит, зевая.
— Он как-то некрасиво тебя обозвал? — догадываюсь я. — И ты сразу полез в драку? Давид… — закатываю глаза.
— Оскорбление я проигнорировал. Много чести обращать внимание на идиотов. Душа поэта не вынесла как раз игнора. Ник замахнулся первым. Я ушел от удара, а дальше все по инерции. Ни о чем не жалею. Извиняться ни перед кем не буду.
— Даже если вылетишь из команды? — закусываю щеку.
— Даже если вылечу. Сначала людям не нравится чей-то маникюр, потом еще что-то, а потом — бах, и уже все евреи разом какие-то не такие.
Я не знаю, что на это ответить, потому что разделяю каждое слово сына. Неважно, в чем проявляется нетерпимость. С нею нельзя мириться, ведь легализирует ее как раз молчание...