- Лонсевиль был человеком прекрасных душевных порывов, - сказал он, остановившись и глядя в окно, где золотые берёзы осторожно сбрасывали на землю лёгкие листья. - Ему я обязан тем, что перестал быть глупым юнцом, вздыхающим о революции, как о любимой женщине. Он зажёг меня ненавистью к тирании и холодной решимостью. Он вложил в меня мысль, что освобождение невозможно без жестокого уничтожения угнетателей.