Цитаты

249157
Айрис не слышала ни о чём плохом, и ей жилось так, будто ничего этого и нет. Неведение успокаивало. Помогало заглушить гул тревоги, который так долго её сопровождал. Так, вероятно, чувствовали себя наши предки в далёком прошлом: каждое племя занималось только делами живущих в нём людей.
Айрис, 28-летняя сотрудница креативного агентства, скучает на своей работе, притворяясь, что занята бессмысленными проектами вроде «Лосось: цифровая стратегия». После работы она часто напивается с коллегами до беспамятства. Чтобы не показаться сумасшедшей, Айрис использует таблетки для подавления тревожности, которые покупает в интернете. Её отношения с матерью омрачены взаимными обидами из прошлого. Когда появляется возможность стать одной из ста человек, которые смогут начать новую жизнь на...
Человек от четырнадцати до двадцати одного сильно меняется. Резко взрослеет, превращаясь в самого себя.
Айрис, 28-летняя сотрудница креативного агентства, скучает на своей работе, притворяясь, что занята бессмысленными проектами вроде «Лосось: цифровая стратегия». После работы она часто напивается с коллегами до беспамятства. Чтобы не показаться сумасшедшей, Айрис использует таблетки для подавления тревожности, которые покупает в интернете. Её отношения с матерью омрачены взаимными обидами из прошлого. Когда появляется возможность стать одной из ста человек, которые смогут начать новую жизнь на...
Во всякой глупости есть своя мудрость. Мы думаем, что управляем жизнью, а это она управляет нами.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Именно в маленьких городках цветут буйным цветом самые нелепые и даже чудовищные предположения, вешаются ярлыки на тех, кто ни сном, ни духом не причастен к произошедшему, невинные объявляются развратниками, праведников делают злодеями. Нигде еще люди не ошибаются так, как маленьких городках.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Определение отцовства по группе крови не является точным методом, а скорее поводом для экспертизы ДНК.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Любить до иступления некоторых членов семьи не обязательно, но уважать всегда надо.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Как заставить лечиться тех, кто лечиться не хочет? А никак! Заставить нельзя! Как-то воздействовать, уговорить, упросить тоже не всегда получалось.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Самое опасное на вечеринках - это именно малопьющие люди, принявшие лишнего.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Большой огонь всегда горит недолго, но ярко.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
Проживание в разных комнатах способствовало личному комфорту супругов: никакого застарелого раздражения друг другом.
На одной чаше весов – долгие годы безмятежного покоя, на другой – короткий день, полный сомнений и отчаяния. Хотя все начиналось так хорошо – Мастер и его Маргарита… Вернее, прославленный писатель-эзотерик Роман Эрленд и его жена Алиса – давно счастливы в браке, несмотря на большую разницу в возрасте. Точно в сказке, они живут в готическом «замке», построенном на гонорары писателя. Романа все обожают – и читатели, и соседи, и даже его мачеха. Кроме Игната, сводного брата. Однажды Алиса находит...
– Ой, катера, держите менэ Мося. Лапоть ты штопаный бэз мотора, Синявкин.
Ситра ему полведра. Мося, выдай этому поцу Боржома.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Я не хочу тррробо пса, – всхлипывает мой мальчик. Сжимает кулачки, до побелевших костяшек.
Жаль, что он так рано познал истину предательства и обманутые надежды.
– Ой. Не хочет он. Не нравится, нэ кушай. Мы чичас этот подарок отнесем другому рахиту.
Который умеет быть благодарным, – хлюпает носом тетя Люба. – Все тута за него старалися
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Так долбануло, что у аниматола шляпу снесло и он из сапогов выскочил. Плям до потолка, а потом как…
– Так это ты, взорвал бомбочку, – наконец отмер аниматор, – о боже, еврейское мое счастье.
Ты Бейся мне заплатишь за шарики и за анимацию полную сумму.
– Ха, за гондоны и ссыкло? Мося, вы много себе думаете, – заколыхалась тетушка
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
Даже не могу описать, что. Пират, заявленный тамадой, выглядел как побывавший в боевой мясорубке морской еж. Шляпа, видавшая лучшие времена дымилась в его руке, сквозь прорехи в тлеющей тельняшке проглядывало морщинистое тело старого морского волка, давно находящегося в деменции, судя по одуревшему выражению написанному на хитрой физиономии столетнего аниматора. Обуви на пирате не было, зато носки полосатые с вензелем и дырками на больших пальцах взгляд ласкали красотищей. Как по мне, «Одноглазый Джо»
сейчас в пространстве почти не ориентировался. Пластмассовая сабелька в дряхлой дрожащей
ручонке оплавилась и повисла грустной сосулькой почти до пола.
– Таки полундра, – простонал дедок, и затряс головой как ишак.
– Таки да, – глубокомысленно протянула тетя Люба.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– А теперь фраера, цирковые номера, – громогласно оповещает тетка
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
Это шо, цымес? Катька, твоими лепешками только окна замазывать,
чтобы не дуло, – проворчала сидящая во главе стола тетушка.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Он водитель. Обслуга. Его работа ждать.
– Он человек, – кривлюсь я в искусственной улыбке. – Такой же, как вы и я и Петюшка.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Шо это? Я тэбэ спрашиваю, Катя? Это торт? Это руины старого сарая.
Поди на нэфтепродукте его гондобила?
– Ну что вы, тетя Любочка, чистое маслице. Все кошерно.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Я молодая. Мне дохтур вчера сказал, что грудь у меня как у тридцатилетней, – подбоченилась тетя Люба. Я постаралась слиться со стеной.
Мося нервно дернул шеей.
– А за семидесятилетнюю жопу он вам ничего не сказал? – хихикнул видимо посчитавший себя бессмертным праздничный бизнесмен.
– Нет, Мося, за тебе он не спрашивал, – фыркнула тетя Люба. – Не с вашим еврейским счастьем тут кадухис чушь нести. Работайте Мося.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Демьянов тебя разыскивал, злой как диплодок. Вот скажи мне, ты никому не могла яйца другому подмочить?
Как специально выискиваешь на жопу приключений.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Заходи, – пробубнил мальчишка, впуская меня в прихожую размером с мышиную нору.
– Мама у тети Любы, они мне сюлплиз делают. А я, типа, не знаю об этом.
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
– Какие деньги, Лилия? А как вам это нравится, платить она мне собралась?
Главное сама цела. А филки, тьфу. Навоз. Сегодня нет, завтра воз,
–Это же мой сын? Он просто моя копия. Не отпирайся. –Каким это образом, интересно? Для того чтобы мой ребенок появился на свет, мы должны хотя бы быть знакомы не менее шести лет. Вы вроде взрослый мужчина, а не знаете элементарных вещей,– скалюсь я, умирая от ужаса. Ведь если этот беспринципный мерзавец копнет чуть глубже в прошлом, я лишусь моего мальчика. Он отец, а я… –Не знаю, как ты провернула эту аферу. Но, уж поверь, выясню, как так вышло, куколка. То, что мое по праву, заберу, а тебя...
Он ехал уже вторые сутки, а у него в ушах все сидели эти прощальные слова, которыми она как бы хотела на всякий случай освободить его от себя. А он не хотел освобождения! И вся сложность происшедшего с ним состояла не в том, что он разлучился с ней, а в том, что так и не разлучился! В том, что он вез с собою эту женщину. Вез с собою всю ее, с ее душой, с ее телом, с ее голосом, с ее улыбкой, с ее бесстрашной привычкой говорить и отвечать правду, с ее нежеланием заглядывать в будущее и с ее руками, неожиданно шершавыми и все-таки нежными, с ее припухшими на подушечках,исколотыми пальцами. Первое, поразившее его прикосновение этих пальцев к своему лицу он тоже вез с собой.
«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией „Живые и мертвые“, я задумал еще одну книгу – из записок Лопатина, – книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами. Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее...
На первой станции за Ашхабадом стоял под погрузкой воинский эшелон. В теплушки по сбитым из досок накатам заводили лошадей – наверное, собирались переправлять туда, на Кавказ, в какую-то кавалерийскую часть. На всех станциях и разъездах шли и шли навстречу эшелоны с бакинской нефтью. Шли, напоминая о войне. Шли с таким упорством и постоянством, что у Лопатина вдруг возникла странная и даже дикая мысль: как будто где-то на самом берегу Каспийского моря, у берега, где формируются эти составы, стоит на путях какой-то могучий человек и, упираясь в них, беспрерывно толкает их один за другим. Уперся на том конце и толкает!
«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией „Живые и мертвые“, я задумал еще одну книгу – из записок Лопатина, – книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами. Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее...
Пока в руке Лопатина догорала спичка, от которой все трое прикурили, он увидел знакомые книжные полки во всю длину передней. Раньше они были набиты книгами, а сейчас – наполовину пустые. Так, по крайней мере, показалось в полутьме. «Продает? Хотя кому? Кто их сейчас покупает? Или сжег в печке то, что не так нужно? – подумал Лопатин о Виссарионе. – Чего только не происходит с книгами во время войны…»
«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией „Живые и мертвые“, я задумал еще одну книгу – из записок Лопатина, – книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами. Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее...