Бывают, конечно, хорошие, дружные семьи, но как подумаешь, сколько у нас супружеских союзов, в которых муж и жена раздражают друг друга до последней степени, терпеть друг друга не могут, а между тем едят за одним столом, умываются из одного умывальника, спят на одной постели, - то просто диву даешься, что у нас еще мало разводов! Ненавидят друг друга, а спастись бегством не решаются; так и живут под одной кровлей...
…как горько лежать больным, если никого решительно твоя болезнь не тревожит…
Почему я должен великодушничать больше, чем вы?
Подарила бы мне внимание - хотя бы из ненависти.
Как странно, что в начале жизни, когда человеку выпадает немножко счастья, внутренний голос не предупреждает его, не говорит ему: "Живи ты хоть до ста лет, не знать тебе иной радости, кроме вот этих немногих часов. Наслаждайся же ими, выпей чашу счастья до дна, - больше тебе уж ничего не достанется. Встретился на твоем пути родник счастья, помни - это первый и последний. Утоли жажду раз и навсегда, больше тебе пить не придется".
Терпеть не могу нынешних молодых людей, - они похожи на девиц атлетического сложения.
Но ведь одинокий человек не может всегда хранить веру в себя. Нам надо, чтоб возле нас был свидетель нашей силы – кто-нибудь, кто ведет счет нанесенным ударам, отмечает удачи, неудачи и увенчивает нас лаврами в день победы, - как когда-то в школе, в день раздачи наград, получив похвальный лист и стопку книжек, я искал глазами маму в толпе родителей, и под звуки военного оркестра, игравшего туш, она мысленно возлагала на мою головенку, остриженную под машинку, золотой лавровый венок.
...мое сердце - это клубок змей, они его душат, пропитывают своим ядом, оно еле бьется под этими кишащими гадами. Они сплелись клубком, который распутать невозможно, его нужно рассечь острым клинком, ударом меча: "Не мир, но меч принес я вам".
И ты несколько раз повторила, что, разумеется, нисколько об этом не жалеешь. Я не перебивал тебя, не мешал твоим излияниям. Я слушал, затаив дыхание. Ты заверила меня, что с Рудольфом не знала бы счастья. Он был слишком красив и в сущности не умел любить, – он милостиво позволял, чтоб его любили. Первая попавшаяся женщина могла бы отнять его у тебя. Вот что ты говорила. И ты не замечала, что даже голос у тебя менялся, когда ты произносила его имя: обычно голос твой немного жестковат, а тут в нем появлялись такие мягкие и трепетные, воркующие нотки, как будто из груди твоей рвались на свободу нежные, любовные вздохи, долго не находившие себе выхода.
Право, очень неприятно, когда родные дети тебя боятся.
Каждый свой ораторский период Женевьева начинала с восклицания "Подумать только!" - довольно странного в устах женщины, которая совсем не привыкла думать.
…в моем сердце ненависть - как море: есть у нее свои приливы и отливы. Отхлынет она - я смягчаюсь. А потом снова прилив, и мутная волна захлестывает меня.
Женщины быстро забывают то, что в них самих уже перегорело.
Малькольм Гонал был дотошным, наглым, жадным, неразборчивым в средствах и сидел на мели. Он сделал бы что угодно, лишь бы вытащить на свет сенсационные мистические тайны неприятной секты и по-быстренькому сляпать из получившегося материала фильм, который отправился бы прямиком на DVD. Убийства, изнасилования, побои, содомия, надругательство над детьми, похищение людей: да у Гонала стояк случился бы от одного упоминания такой темы! Студия «Аллегра филмз» стала банкротом после иска о клевете со стороны англиканской церкви: Гонал утверждал, что ее священники регулярно проводят черные мессы. После этого его карьере на телевидении пришел конец.
Лучшие сюжеты рождаются сами, не оставляя от первоначальных планов камня на камне
После миллионов лет эволюции мы до сих пор поклоняемся знаменитостям, подкармливаем эго маньяков, пока они отнимают наши деньги, трахают нас в задницу и режут нам глотки!
Куча народа думает сейчас, что у них есть зрители. Они играют на публику. Каждый воображает, что он на сцене. «Шоу имени меня». Фейсбук. Твиттер, чтоб его. Мобильные телефоны? Они не для общения, а для вещания. На аудиторию недоумков с айфонами. Стоит телик включить, пяти минут не пройдет, как увидишь очередную тупую дуру с белозубой улыбкой, которая выделывается на камеру.
Его документальный фильм об американском металкоре, «Шреддеры», сотню раз показывали по кабельному, он стал хитом фестивалей в две тысячи шестом и до сих пор считался культовой классикой в музыкальной среде. «Шабаш» о ведьмах в шотландском университете принес ему обвинение в клевете, но все же был показан на BBC2 и неплохо принят. Документальный фильм о европейском блэк-металле «Царящие в аду» купили на DVD тридцать тысяч человек. Двести тысяч скачали документалку «Кровавое безумие» о трех британских туристах, которые пропали за Полярным кругом. Это был настоящий успех. Не какая-нибудь фигня. Он знал то, о чем говорил. У него была стоящая фильмография.
В наши дни все хотят высказаться. Весь мир – как будто присяжные, которые никак не могут договориться.
Мне кажется, что коварство и алчность корпораций слеплены из того же теста, что правление тиранов в мировой истории. Другой мир, другие средства, но цели те же. Власть, богатство, корыстолюбие – и все это за чужой счет. Их сила в отсутствии совести.
Этот напор, постоянный напор других людей, отчаянной нужды во внимании, желания превратить собственную жизнь в драму, личностей, которые так хотели, чтобы ритуалы их повседневного общения все увидели, услышали и запомнили. Белый шум эгоизма.
Скептицизм – привилегия тех, кого не затронуло.
– И все? Больше мы ни на что не способны? После миллионов лет эволюции мы до сих пор поклоняемся знаменитостям, подкармливаем эго маньяков, пока они отнимают наши деньги, трахают нас в задницу и режут нам глотки! Это мы должны резать! – Кайл немного упокоился, ярость уходила. Закрыл глаза. Голова была как котел. – Я просто хотел сказать, что я все. Меня это достало. Жизнь. Работа. Люди. Их желания. Боже мой, – он на секунду представил, что живет один, выращивает хлеб и носит воду из колодца. А вокруг тишина. – Может, мне пора все бросить. Получу деньги, раздам долги и уйду.
– Ты слишком чувствительный для этой работы. И всегда был.
Кайл не обратил внимания. Он это слышал уже много раз, подозревал, что так и есть, но всячески отрицал.
– Знаешь, в аэропорту я смотрел на людей. – Кайл запрокинул голову, лежа на полу, и уставился в белые плиты пенопластового потолка. – Куча народа думает сейчас, что у них есть зрители. Они играют на публику. Каждый воображает, что он на сцене. «Шоу имени меня». Фейсбук. Твиттер, чтоб его. Мобильные телефоны? Они не для общения, а для вещания. На аудиторию недоумков с айфонами. Стоит телик включить, пяти минут не пройдет, как увидишь очередную тупую дуру с белозубой улыбкой, которая выделывается на камеру.
Этот напор, постоянный напор других людей, отчаянной нужды во внимании, желания превратить собственную жизнь в драму, личностей, которые так хотели, чтобы ритуалы их повседневного общения все увидели, услышали и запомнили. Белый шум эгоизма.
Мы в таком положении, когда победить военной силой – значит проиграть. Но есть сила не менее эффективная, чем все бомбы и ракеты. Сила предательства людьми самих себя, своей человеческой сущности. Сила извращения. Мы расколем страну по половому признаку, натравим женщин на мужчин. Заставим мужчин бояться открыть дверь перед женщиной. Заставим мужчин стыдиться того, что они мужчины.
Фантастика очень полезна - если умеешь пользоваться. Там навыдумано черт-те чего, на все случаи жизни.