Она кивком поблагодарила официанта, наполнившего ее бокал, и обхватила тонкий стеклянный сосуд ладонями:
– Восхитительное холодное пино-гриджо из Фриули. Нет ничего лучше. А как твой «Нухар»?
Игорь понял, что этот внезапный переход к новой теме на самом деле прелюдия для чего-то важного, но виду не подал и поддержал игру:
– Я люблю сицилийские вина. Особенно за их конкретность и разврат. В них есть все и сразу. Сицилийское даже самое молодое «Неро д’авола» даст вперед сто очков любому помпезному французскому вину. Каковы люди, таковы у них и вина. По-другому не бывает. Вино живой продукт, оно как собака, по характеру которой можно судить о характере ее хозяина.
Пэм сделала удивленное лицо:
– Вот уж не думала, что в России есть люди, столь тонко разбирающиеся в винах. Все-таки пропаганда, и наша, и ваша, – это полное искажение представлений друг о друге.
Да, она красива, и красота ее лица не плоская, не бесхитростная, бросающаяся в глаза сразу целиком, а многослойная, глубокая, и глубина эта как раз и есть то самое, что принято называть «изюминкой». Игорь отчетливо видел ее, эту изюминку, чувствовал всем своим естеством и, склонный к самоанализу, подумал, что, верно, все идет как надо, если его так тронула эта чужеземная прелесть. Обычно иностранки, особенно американки, отчего-то не вполне естественно ведут себя при знакомстве с русскими мужчинами. Так, будто надевают прозрачный пластиковый кокон, который плохо пропускает любовные флюиды с активной мужской стороны. Игорь имел несколько подобных увлечений, как-никак студент МГУ, а значит, всегда относился к наиболее «продвинутой» части молодежи. К той среде, в которой можно было встретить девиц самого разного происхождения, чем Игорь и пользовался вполне успешно, если считать мерилом успешности доведение отношений до постели. Если же нет, то дальше постели дело не доходило, и чудом залетевшие в Москву иностранки, погостив немного в этом городе эпохи переходной экономики, в некотором ужасе возвращались домой, к столь милой и привычной их сердцу стабильности. Поддерживать отношения с русским бойфрендом в их планы явно не входило. У Игоря даже появился стереотип в отношении иностранок: «туповатые и бездушные». С этим стереотипом он и жил до того дня, когда встретил Пэм, а потом все, что было раньше, исчезло. Весь тот немудреный, выложенный из кирпичей домишко под названием «жизненный опыт» в одночасье ушел под землю, провалился в тартарары. Пэм была рядом с ним, сидела напротив него, пила холодное белое вино и совершенно не была похожа ни на одну из бывших подружек Игоря. Он не относился к тому сорту людей, кого называют созерцателями – теми, кто просто идет по жизни и принимает ее такой, какова она есть. «Зачем вдаваться в суть вещей и напрягать мозг», – думают созерцатели, и в этом они по-своему правы, ведь не может решительно весь мир быть населен сплошь циничными логиками. Игорь любил созерцателей, они казались ему простаками, которыми было легко манипулировать.
…Небо позволило себе слегка покрыться небольшими аккуратными облачками, по форме напоминающими местные равиоли, но все же какими бы маленькими они ни были – облачка эти давали короткие тенистые передышки, запрещая солнцу совсем уж безобразничать, нагревая все, что только доступно.
странно то, что я за всю жизнь никогда не встречал ни одной Валентины, как, впрочем, и Валентина, хотя это уже не столь важно. И надо же так случиться, что именно посреди этого кошмара разбитых сердец я нашел такую прекрасную девушку с самым редким для меня именем на свете. Это знак. А вы как думаете?
Она мило передернула плечиками, она вообще все делала мило:
– Может быть. Ложитесь же наконец, что мы тут болтаем посреди палаты! Мне от доктора влетит!
– А вы не сразу убежите?
– Нет. Не сразу. Сперва проверю ваше сердце.
– Думаю, что сейчас не лучший момент для этого, Валя. Мое сердце занято делом. Оно собирается влюбиться в одну очень красивую рыжую медсестру и оттого частит, как у зайца.
– Прекратите. Я покраснею, а рыжим красное лицо как-то не очень…
– К лицу?
– Да, – оба рассмеялись, получился каламбур.
…Аритмия давно закончилась, Валя несколько раз заглядывала к нему за ширму, и они перебрасывались ничего не значащими словечками. Как раз тот случай, когда хочется о многом сказать, но время еще не пришло, да и обстановка не располагает к романтике. Кто знает, где водится любовь? Ей не только все возрасты покорны, она живет везде, и нет на земле такого места, где нельзя было бы ее встретить, надо лишь внимательно смотреть по сторонам.
Гордые верят в себя, но все - же в глубине души – они жаждут если и не найти ведущего и стать ведомым, то уж по крайней мере верить во что-то “равное” себе. В кого-то, кто может помочь достижению их целей.
- Теперь я понимаю, - сказала Минни, - как была стерта граница между искусством и искусством жить. - Кажется, это и называется креативом, - сказал я. - Ну да, - сказала Минни. - Талант, принесенный в жертву оригинальности.
Рыбы не поддаются дрессировке, - мрачно сказал я. - Но и мы для нее, наверное, такие же рыбы. Или и вовсе какие-нибудь грибы.
Она же пришла с войны, - сказал мне как-то дед. - Говорят, что на войне главное - остаться человеком. Это не так. На войне главное - остаться, и страшнее этого нет ничего.
Я где-то читал, что синонимом «анафемы» у богословов было шутливое выражение «предать сатане на исправление». Надеюсь, наш сатана - хороший дрессировщик.
Помню, в институте профессор Ташевский, знаменитый в свое время криминалист и настоящий поэт, говорил нам, студентикам, что большинство преступлений совершается правой рукой, но самые омерзительные - левой...
- Вдруг задрожал, вдруг побежал - в этом весь Достоевский, да и вся Россия, - сказала как-то Минни. - Воскресение Христа противоречит второму закону термодинамики, но Он вдруг воскрес, и от этого не увернуться, дружок.
По-гречески «катастрофа» - это переворот, ниспровержение, смерть. Это про меня.
Дед считал мобильные телефоны ненастоящими, а руководителя, который пишет номер своего телефона на визитке, проходимцем: «Настоящий начальник никогда не поднимает трубку сам».
Наверное, никогда ещё я не испытывал такого облегчения и такого счастья, как той ночью, когда Минни, мать двоих наших детей, впервые в жизни призналась мне в своих чувствах, ни разу не употребив слово «любовь».
- Я не собирался и не собираюсь с ним мириться! С историей невозможно поссориться или помириться! Он был падающим, и я его подтолкнул. Он только и делал, что сыпал песок в наш механизм, - вредитель! враг! тля!
- Он твой брат, - спокойно сказал Максим Ильич. - Твоя кровь. Идеи долго не живут, они меняются и умирают, а кровь - она всегда кровь...
Искупление очищает совесть. И тогда покой нисходит на душу.
Судьба частенько наказывает тех, кто пытается взять на себя роль провидения.
Никогда не зарься на то, что тебе не по зубам.
Даже не зная, что этот человек - пират, с первого взгляда видно, что он негодяй.
Давайте рассуждать по-деловому, майор. Сами-то вы стали бы заключать на слово сделку с человеком, роль которого в этой сделке бесчестна?
Капитан Блад любил повторять, что человека следует оценивать не по его способностям задумывать великие предприятия, но по тому, как он умеет распознать удобный случай и своевременно воспользоваться им.
– Мне это ни в коей мере не ясно, сэр.– Это лишь потому, что очевидное не сразу бросается вам в глаза. Я прихожу к заключению, что такое свойство, по-видимому, считается у нас на родине совершенно не обязательным для губернатора колонии. Я прошу вас отметить, что мой корабль находится вне вашей гавани. На его борту – две сотни крепких, закалённых в боях матросов, которые с одного маха уничтожат весь ваш жалкий гарнизон, а сорока моих пушек, которые за какой-нибудь час могут быть переправлены на берег, за глаза хватит, чтобы ещё через час от Сент-Джона осталась лишь груда обломков. Мысль о том, что это английская колония, никого не остановит, не надейтесь. Я позволю себе напомнить вам, что примерно одна треть моих людей – французы, а остальные – такие же изгои, как я. Они с превеликим удовольствием разграбят этот город, во-первых, потому, что он назван в честь короля, а имя короля всем им ненавистно, и во-вторых, потому, что на Антигуа стоит похозяйничать хотя бы ради золота, которое вы тут нашли.
В сетке на стене лежали книги - "Искусство любви" Овидия, "Сатирикон", сочинения Боккаччо и Поджо, свидетельствуя о пристрастии их владельца к классической литературе.
Основной долг каждого человека – это долг перед самим собой, перед собственной совестью и честью, а не перед должностью.
Лишь тот, кто ничего не стоит, не имеет врагов