Гражданин, в каком бы состоянии небо родиться ему ни судило, есть и пребудет всегда человек; а доколе он человек, право природы, яко обильный источник благ, в нем не иссякнет никогда; и тот, кто дерзнет его уязвить в его природной и ненарушимой собственности, тот есть преступник. Горе ему, если закон гражданский его не накажет.
Преддверие учености есть познание языков; но представляется яко поле, тернием насажденное, и яко гора, строгим каменей усеянная… При учении языков все отвратительно и тягостно. Если бы не подкрепляла надежда, что, приучив слух свой к необыкновенности звуков и усвоив чуждые произношения, не откроются потом приятнейшие предметы, то неуповательно, восхотел ли бы кто вступить в столь строгий путь. Но, превзошед сии трудности, коликократно награждается постоянство в понесенных трудах. Новые представляются тогда естества виды, новая цепь воображений. Познанием чуждого языка становимся мы гражданами тоя области, где он употребляется, собеседуем с жившими за многие тысячи веков, усвояем их понятия: и всех народов, и всех веков изобретения, и мысли сочетаваем и приводим в единую связь.
Слова не всегда суть деяния, размышления же не преступления. Но брань на словах и в печати всегда брань. В законе никого бранить не велено, и всякому свобода есть жаловаться. Но если кто про кого скажет правду, бранью ли то почитать, того в законе нет. Какой вред может быть, если книги в печати будут без клейма полицейского?
И так священники хотели, чтобы одни причастники их власти были просвещенны, чтобы народ науку почитал божественного происхождения, превыше его понятия и не смел бы оныя коснуться… Неистовые! Осмотритесь, вы стяжаете превратностию дать истине опору, вы заблуждением хотите просвещать народы… Какая вам польза, что властвовать будете над невеждами, тем паче загрубелыми, что не от недостатка пособий к просвещению невежды пребыли в невежестве природы или паче в естественной простоте, но, сделав уже шаг к просвещению, остановлены в шествии и обращены вспять, во тьму гонимы? Воззрите на веселящееся о сем священство. Вы заранее уже ему служите. Прострите тьму и почувствуйте на себе оковы, — если не всегда оковы священного суеверия, то суеверия политического, не столь хотя смешного, но столь же пагубного.
Обыкновенные правила ценсуры суть: почеркивать, марать, не дозволять, драть, жечь все то, что противно естественной религии и откровению, все то, что противно правлению, всякая личность, противное благонравию, устройству и тишине общей.
Член общества становится только тогда известен правительству, его охраняющему, когда нарушает союз общественный, когда становится злодей!
Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого. В них найдешь образование души нашего народа.
Если мы скажем и утвердим ясными доводами, что ценсура с инквизициею принадлежат к одному корню; что учредители инквизиции изобрели ценсуру, то есть рассмотрение приказное книг до издания их в свет, то мы хотя ничего не скажем нового, но из мрака протекших времен извлечем, вдобавок многим другим, ясное доказательство, что священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался в разные времена разум человеческий, что они подстригали ему крылие, да не обратит полет свой к величию и свободе.
О природа, объяв человека в пелены скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему в отраду сон. Уснул, и все скончалось. Несносно пробуждение несчастному. О, сколь смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби?
В последний час, когда свет от нас преходить начинает и отверзается вечность, ниспадают тогда все степени, мнением между человеков воздвигнутые. Человек тогда становится просто человек.
О законы! Премудрость ваша часто бывает только в вашем слоге!
Блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого, блажен, если в едином хотя сердце посеял добродетель.
Русской народ очень терпелив, и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость.
Блеск наружный может заржаветь, но истинная красота не поблекнет никогда.
Если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги ее для бессонницы.
Мертвые беззащитны.
Покойников я не боюсь — чего их бояться. Живые — вот с кем надо быть начеку.
Надпись "Морг" действует эффективнее, чем плакат "Не влезай - убьет" или "Осторожно, злая собака".
У человека всегда есть выбор. И если человек злой, значит, он сам решил, что будет злым. Такова жизнь, и с этим ничего не поделаешь.
Вы должны были спросить, в чем разница между маньяком-актером и просто маньяком. А разницы-то и нет никакой! Говорю вам, маньяк-актер и маньяк-сантехник ведут себя совершенно одинаково! Одинаково - и не важно, чем они занимаются днем на работе. Стоит мне, просто маньяку, выйти на дело, как все социальные и прочие заморочки отходят на второй план. Маньяк - он и есть маньяк, будь он хоть врач, хоть адвокат, хоть индейский вождь.
Смерть от удушья наступает в считаные минуты. Но для клеток живого организма, каждая из которых вопиет о кислороде, эти минуты превращаются в вечность.
Твердой рукой я откинула простыню. Тело еще не остыло — Лори испустила дух совсем недавно, и он, казалось, витал над оболочкой, как едва уловимый запах.
Примерно один процент населения — психопаты. Но наличие соответствующего гена говорит лишь о том, что такой человек способен стать хорошим руководителем. Данное генетическое отклонение при хорошем раскладе делает из человека тайного агента, героя войны, генерала, миллиардера или Джеймса Бонда, а при плохом — Нерона, Гитлера или Джека Потрошителя. Это уже асоциальные элементы, хотя с медицинской точки зрения такие граждане вполне вменяемы. Они совершают зверские убийства, но не чувствуют при этом раскаяния.
Мы лжем детям, даже если сами в их возрасте уже способны были отличить правду от лжи.
- Кей, как мама? - Что ей сделается? Она еще нас переживет. - Каждый так думает про свою мать. К сожалению, в жизни обычно бывает наоборот.