admin

“– А ты знаешь, зачем люди носят форму, а, Пьеро? – продолжал шофер. Мальчик помотал головой. – Затем, что человеку в форме кажется, будто ему все дозволено. – Эрнст, – тихо сказала Беатрис. – И что он волен поступать с людьми так, как никогда не посмел бы в обычной одежде. Лычки, шинели, высокие сапоги – все это дает право проявлять жестокость без всякого зазрения совести.”

- А ты знаешь, зачем люди носят форму? - Затем, что человеку в форме кажется будто ему все дозволено.

Слуги весело уплетали угощение, а Гитлер ходил между ними и, по обыкновению, говорил о политике, и что бы он ни сказал, все кивали: дескать, вы абсолютно правы. Фюрер мог бы заявить, что Луна сделана из сыра, и ему бы ответили: Да, мой Фюрер. Разумеется. Из лимбургского.

Я всяких задир страх до чего ненавижу. Они просто-напросто трусы.

Войдя наконец, он увидел, что Катарина ставит на полку блокноты в кожаных обложках, и, когда она обернулась, у него в животе что-то привычно сжалось от волнения и страсти. Он отчаянно хотел ей нравиться – и боялся, что этого никогда не будет, ведь едва увидев, кто стоит на пороге, она помрачнела и, не сказав ни слова, вернулась к своему занятию.

“Никогда не надо недооценивать человеческую доброту, Пьеро. – А равно и жестокость, – пробормотала из-за стола Симона.”

Безо всякого страха женщина подошла и встала перед ним – еще красивее, чем казалась ему в юности. Она ни на миг не отводила взгляда, просто смотрела так, словно никакие слова не нужны, и это вдруг стало невыносимо, и Петер уставился в землю. Он надеялся, что она уйдет, но нет, она стояла и стояла, и он, осмелившись глянуть на нее еще раз, увидел в ее лице столько презрения, что ему захотелось исчезнуть, раствориться бесследно в воздухе. Он молча развернулся и побрел прочь, к себе на квартиру.

Мама всегда говорила, что хоть он и не погиб на Великой войне, именно война его и убила.

Его бесило, что она обращается с ним так пренебрежительно, но и тянуло к ней неудержимо.

– Он сломал мне руку, – равнодушно, как будто это не имело ни малейшего значения, произнес офицер. – А я за это сломал ему шею.