Да, те, кто любит, - не всегда громогласны с непременными уверениями и клятвами. Но они плачут, когда любимого уже нет. Им недостает его каждую ночь, особенно когда небо так бездонно и прекрасно, а земля так холодна.
Ей верилось: все желанное со временем получишь, ведь судьба - сила, что работает на тебя, а не против.
Бывает, люди точно знают, в какой именно момент всего лишились. Они оглядываются назад и, хоть убей, не в состоянии понять, почему тогда не поступили по-иному.
Супружество, в конце концов, это доверие, без которого не сделать шаг в неведомое.
Странная это штука - сплетни: в высшей степени идиотичны и все же доставляют боль.
Всегда огромная ошибка произнести: "Ну-ну, посмотрим, наберешься ли ты духу от меня уйти". И еще худшая - действительно уйти. От того, кого любишь.
Я люблю свои юбилеи. Не делаю из них культа, но и не упускаю случая, чтобы собрать своих друзей и свою публику. Их еще много. Такие моменты в жизни приятны. Как верно однажды заметил Алеша Баталов, актеры ведь умирают не тогда, когда их уносят на погост. А когда зрители их забывают. Иногда при жизни.
Когда Оскару Строку исполнилось 80 и я пришел на его юбилей, чтобы спеть, по его просьбе, «как когда-то», песню «Два друга», он мне сказал: «Вот видишь, Володя, мне уже восемьдесят. А у меня ощущение, что я еще не жил». Теперь я его понимаю прекрасно.
К юбилеям я отношусь стоически. Их надо пережить. Хотя больше всего достается не мне, а Вете, которая хлопочет по их организации.
К юбилеям я отношусь, извините, цинично: они меня бодрят, я от них заряжаюсь. Все-таки это мой отчет зрителю: Зельдин еще в форме, еще может тряхнуть стариной».
И как бы мы сегодня не относились к Сталину (а относиться надо, мне кажется, так же «сложно» и неоднозначно, как, скажем, к Петру I), но в годы войны одна только мысль, что Сталин в Москве, придавала людям силы, помогала выжить. Что ж поделаешь, если это было так. Значит, не все потеряно, думали люди….
После Сталинградской битвы – видимо, в качестве подарка – мы с моим Тристаном получили особый «победный» паек. Это было целое событие: сыр, колбаска, чай, масло, хлеб. Обескураженные своим нежданным богатством, мы свалили все это на стол в гримерке и долго-долго любовались «натюрмортом». Все, помню, подсчитывали, на сколько этого добра хватит. И не прикасались ни к чему. Радовались вприглядку.