... по правде сказать, мысль о том, что меня будут пытаться похитить, не заключала в себе ничего особенно неприятного для молодой женщины, жаждущей сильных ощущений и кокетливой сверх всякой меры.
-Господин маркиз, - продолжал командор, - я в отчаянии от того, чтó должен вам объявить, но если вы не спуститесь тотчас же, я буду иметь честь застрелить вас!
-Сударыня, - сказал он мне потом, - у вас над глазами, чуть выше бровей, есть чуть заметная складочка, которую я не сумел бы описать, но она придает вашему взгляду необыкновенное могущество...
-Сударь, - ответила я ему, - говорят, я очень похожа на портрет моей прапрабабушки, а от одного ее взгляда, как гласит предание в наших краях, упал в ров некий самонадеянный рыцарь, затеявший ее похитить и уже перемахнувший через стену замка
-Сударыня, - сказал с учтивым поклоном маркиз, - ...позволю себе лишь заметить, что на месте рыцаря я не считал бы себя побежденным и, как только выбрался бы из рва, так сразу бы снова взобрался на стену.
-Неужто, сударь?
-Без сомнения, сударыня.
-Неудача не повергнет вас в отчаянье?
-Смутиться иной раз я могу, но отчаяться в успехе - никогда!
-Что ж, посмотрим, сударь!
-Что ж, сударыня, посмотрим!
...чем непостояннее у человека нрав, тем нем приятнее бывает привязать его к себе.
Он отлично понимал, что один человек, даже самый работоспособный, не в силах охватить и контролировать несметность событий, людей, движений самых разнородных сил, переплетающихся в хаотическом множестве не только в мире, но и в любом отдельном государстве, и вызывающих тем самым новые непредвиденные сложности и проблемы. Руководить всем и вся одному было нельзя, можно было лишь делать вид, что ты волей неволей являешься неким центром, вызывающим своей волей действия и движения вокруг себя и в государстве, как внутренние, так и внешние, а точнее, нужно было просто не отставать от самого процесса жизни, неизвестно кем и куда направляемого, и не мешать этому, не пытаться влиять на таинственное варево жизни — в сей простой истине и заключался весь смысл верховного руководства и его успех. Конечно, исповедовать данную истину, удобную для любого, отмеченного судьбой и оказавшегося на вершине власти человека, — одно, и совсем другое — удержаться в том же убеждении в реальной, повседневной и, как это в основном и бывает, рутинной работе, — здесь уже нужна большая воля и выдержка.
Как бы глуп ни оказывался папа римский после избрания, а умнее его быть все равно было нельзя, не полагалось — подобное никому и никогда не прощалось и не прощается.
Высокая идея подвига в преобразовании мира выливалась в биологический процесс, в проблему обеспечения работы пищеварительного тракта у очередного генсека, обыкновенные и естественные проявления довольно посредственной мыслительной деятельности рассматривались и изучались многочисленными учеными и философами как нечто гениальное, воспевались поэтами и художниками, классифицировались, увековечивались и закладывались в почти неприступные хранилища — любая мысль, любое слово, исходящее от самого непогрешимого, не подлежали сомнению. Народ бросал на обслуживание и поддержание бешеной активности все разраставшейся властной пирамиды все свои силы, давно уже подорванные непрерывными встрясками и немыслимыми перегрузками.Нет никакого сомнения, как утверждал ученый академик, что и четвертый, очередной генсек нес в крови все ту же направленность и чувство божественности и непререкаемости своей власти, и, однако, самые чуткие сразу же ощутили после очередной смены некое непривычное дрожание надкремлевской атмосферы.
Конечно, в большой политике необходима предельная сдержанность и осторожность, хотя самая высшая осторожность должна зиждиться на силе, право силы — вот высшая и непререкаемая осторожность.
Понимая, что высказываемые главой государства мысли принадлежат другому, Андропов, как и всякий умный человек его ранга, обладавший непревзойденным артистизмом и даром перевоплощения, позволил себе не только одобрить слова хозяина, но и польстить ему, выслушав высказанное им как некое большое и неожиданное откровение — на обычно бесстрастном лице Андропова мелькнула целая гамма чувств, и легкое удивление, и почтительность, и почти школьное внимание, — в повседневной работе, и не только в России или в Советском Союзе, но и во всем мире службы разведки и сыска пользовались именно подобным методом влияния, разработанным и успешно опробованным в течение тысячелетий еще жрецами Шумера, Вавилона и Египта.— Вы знаете, Леонид Ильич, вы сейчас прямо на золотую жилу указали, — теперь уже открыто польстил Андропов. — Только разрабатывай. Вот ведь повезло, что я вас не упустил сегодня, дело то весьма сложное, и вот совершенно оригинальный, можно сказать, гениальный выход… Что ж…
Даю тебе добрый совет, человек: никогда не интересуйся своей судьбой, да и кто может провидеть сквозь мрак? Чепуха, никому не верь. Ты идешь своим путем, вот и не всматривайся в горизонты. За ними другая жизнь, в нее ты уже не успеешь.