<...> счас хорошо живется бабе да корове, а коню и мужику плохо.
Можно было долго сидеть на старом теплом бревне и тоже смотреть далеко - в горы. Думалось - не думалось - хорошо, ясно делалось на душе, как будто вдруг - в какую-то минуту - стал ты громадный, вольный и коснулся руками начала и конца своей жизни - смерил нечто драгоценное и все понял. Ну, и что? Ну, и ладно! - так думалось.
Как же так? С какой стати он выскочил таким подхалимом? Что за манера? Что за проклятое желание угодить продавцу, чиновнику, хамоватому начальству?! Угодить во что бы то ни стало! Ведь сами расплодили хамов, сами! Никто же нам их не завёз, не забросил на парашютах. Сами! Пора же им и укорот сделать. Они же уже меры не знают…
Сашку Ермолаева обидели.
Ну, обидели и обидели — случается. Никто не призывает бессловесно сносить обиды, но сразу из-за этого переоценивать все ценности человеческие, ставить на попа самый смысл жизни — это тоже, знаете… роскошь. Себе дороже, как говорят. Благоразумие — вещь не из рыцарского сундука, зато безопасно. Да-с. Можете не соглашаться, можете снисходительно улыбнуться, можете даже улыбнуться презрительно… Валяйте. Когда намашетесь театральными мечами, когда вас отовсюду с треском выставят, когда вас охватит отчаяние, приходите к нам, благоразумным, чай пить.
Стариковское дело - спокойно думать о смерти. И тогда-то и открывается человеку вся сокрытая, изумительная, вечная красота Жизни. Кто-то хочет, чтобы человек напоследок с болью насытился ею. И ушел.
– Поостынешь маленько, поймешь: не было бы добрых людей, жись ба давно остановилась. Сожрали бы друг друга или перерезались. Это никакой меня не Христос учил, сам так щитаю. А святых – это верно: нету.
Вот когда украшают могилы: оградки ставят, столбики, венки кладут...
Это что -- мертвым надо? Это живым надо. Мертвым уже все равно.
Повторяй за мной: верую! … В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вот, жалеют: Есенин мало прожил. Ровно – с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает.
Со взрослыми дед редко спорил об искусстве - не умел. Начинал сразу нервничать, обзываться.