- Значит... я уже там? - сказал он хрипло. - Значит, ты уже здесь, - сказал Корней.
- Раньше через мои рецепторы ежесекундно проходили сотни радиоимпульсов. Теперь я не ощущаю ничего, кроме атмосферных разрядов. Сначала мне показалось даже, что я заболел. Но теперь я знаю: я прежний. Изменился мир.
Все время то ли вымыться хочется, то ли сдохнуть вообще.
Почудилось мне в эти черные минуты, что никуда я не годен, ничего я не могу здесь сделать, в этом сытом и лукавом мире, где каждый мой шаг рассчитан и предусмотрен на сто лет вперед. И вполне может быть, что каждое мое действие, какое я еще только собираюсь совершить, они уже знают, как пресечь и обратить себе на пользу.
Понял я, что довелось мне увидеть в эту минуту малую частичку настоящего большого мира этих людей. Корней ведь меня в этот мир не пустил и правильно, наверное, сделал. Я бы в этом мире руки на себя наложил, потому что это невозможно: видеть такое ежеминутно и знать, что никогда ты таким, как они, не будешь и никогда у тебя такого, как у них, не будет, а ты среди них, как сказано в священной книге, есть и до конца дней своих останешься <безобразен, мерзок и затхл>...
- Ну и какое у тебя, у дубины, назначение?
- Выполнять все приказания, которые я способен выполнить.
- Хе!.. А у людей какое назначение?
- У людей нет назначения, господин.
...есть люди, которые могут выдержать удар судьбы, а есть люди, которые ломаются. Первым рассказывают правду, вторым рассказывают сказки.
Да и вообще – откуда я знаю, скучно мне здесь или нет? Тоскливо – это да. Неуютно – да. Места себе не нахожу – да. А скучно?.. Вот человеку в окопе под обстрелом – скучно? Ему, ребята, скучать некогда. И мне здесь скучать пока некогда.
А время... Что ж, медленно там или быстро, а оно в конце концов всегда проходит.
Свобода, она как воздух или как здоровье, - пока она есть, ты её не замечаешь и не понимаешь, каково это - без нее или вне ее.
Существует, правда, мнение, что свобода никому и не нужна - нужно лишь освобождение от необходимости принимать решения.