В Большом зале проводятся только самые торжественные церемонии германского рейха. Он вмещает сто восемьдесят тысяч человек. Одно интересное непредвиденное явление: дыхание такого количества людей собирается под куполом и образует облака, которые выпадают в виде легкого дождя. Большой зал – единственное здание в мире, образующее собственный климат…
Кто-то даже собирается писать официальную историю официальных историй.
В министерстве пропаганды появилась новая идея: лучшее время для важных сообщений – конец рабочего дня. Новость, таким образом, доходила до людей на публике, в товарищеской атмосфере – исключалась возможность для личного скептицизма или пораженчества. Кроме того, все сообщения по радио планировались так, что рабочие уходили домой чуть раньше, скажем, без десяти пять вместо пяти, что создавало чувство удовлетворения, подсознательно связывало режим с хорошим настроением. Так было в те дни. В белоснежном Дворце пропаганды на Вильгельмштрассе работало больше психологов, чем журналистов.
Было что-то еще, что каждое утро вытаскивало его из постели навстречу неприветливому дню. Это было желание знать.
Чтобы натворить такое, нужно было время. Время, злоба и уверенность, что никто не помешает.
Предположим, остаются ещё китайцы, но на вашем месте я предпочел бы лучше попытать счастья в концлагере.
Швейцарцы говорят: чем больше лет деньгам, тем труднее их увидеть.
Они слышали одни и те же речи, читали одни и те же лозунги и ели обеды из одного блюда – в помощь страдающим от зимы. Они были рабочими лошадками режима, не знали другой власти, кроме власти партии, и были такими же надежными и обычными, как «фольксвагены» крипо.
Выше, длиннее, больше, шире, дороже… Даже победив, думал Марш, Германия страдала комплексом неполноценности, свойственным парвеню, выскочке. Все приходилось сравнивать с тем, что есть у иностранцев…
– Что делать, – произнес он, – если, посвятив жизнь розыску преступников, постепенно начинаешь понимать, что настоящие преступники – это люди, на которых ты работаешь? Что делать, когда все тебе твердят: не мучайся, ничего, дескать, не поделаешь, все это было давно?Она посмотрела на него не так, как раньше.– Должно быть, вы сходите с ума.– Или хуже того. Ко мне возвращается рассудок.