Берроуз пишет о своем отказе от «фетиша оригинальности», ведь «писатели работают со словами и голосами точно так же, как художники- с красками, но откуда берутся эти слова в голосе? Источников много: услышанные разговоры, кино и радио, газеты, журналы – да, и другие писатели…», и поэтому, «разумеется, можно умыкать чужих персонажей и помещать их в другие декорации. Вся бодяга живописи, литературы, музыки, кинематографа - в вашем распоряжении.
Слова, цвета, свет, звуки, камень, дерево, бронза принадлежат живому художнику. Они принадлежат любому, кто умеет ими пользоваться. Разграбьте Лувр! A bas l'originalité [долой оригинальность), бесплодное и самоуверенное эго, которое, создавая, запирает нас в тюрьму. Vive evo/ [да здравствует кража) — чистая, бесстыдная, совершенная. Мы ни за что не отвечаем. Крадите всё, на что падает взор».
так получилось, что берроуз - везде
Берроуз, этот взрослый ребенок, по-прежнему не знал, кем ему быть, и поэтому хотел быть всем сразу: «Из меня вышел бы прекрасный банковский налетчик, гангстер, бизнесмен, психоаналитик, наркоторговец, исследователь, тореадор, но вот случай никак не представляется»
Угрозы котам беспокоили его больше всего на свете.
с надёжными пистолетами под рукой чувствуешь себя как-то увереннее
у писателя ни одно впечатление не пропадает даром
Это — последняя запись в его дневнике, датированная 1 августа 1997 года, то есть сделанная в день сердечного приступа. Запись гласит: "Love? What is it? Most natural pain killer what there is. LOVE".
В постели рядом со мной что-то шевелится. Просыпаюсь. Кошка, конечно.
Держись подальше от попов, сынок. Нет у них никаких ключей. Всё, что они могут тебе дать, — это ключи от сральника, а не от Царствия Божия.