Возможно ли, говорил я сам себе, чтобы в толь мягкосердое правление, каково ныне у нас, толикие производилися жестокости? Возможно ли, чтобы были столь безумные судии, что для насыщения казны (можно действительно так назвать всякое неправильное отнятие имения для удовлетворения казенного требования) отнимали у людей имение, честь, жизнь?
На свете все колесом вертится. Сегодня умное, завтра глупое в моде.
Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость.
Может ли государство, где две трети граждан лишены гражданского звания и частию в законе мертвы, назваться блаженным? Можно ли назвать блаженным гражданское положение крестьянина в России? Ненасытец кровей один скажет, что он блажен, ибо не имеет понятия о лучшем состоянии.
Итак, двадцать медных копеек избавили миролюбивого человека от следствия, детей моих от примера невоздержания во гневе, и я узнал, что рассудок есть раб нетерпеливости.
Вэнс был, как принято говорить, дилетантом, но его не интересовало, что думают о нем другие. Он был человеком необыкновенного ума и культуры. Аристократ по происхождению и духу, он презирал низость во всех ее проявлениях. Большинство из тех, с кем он вступал в контакт, считали его снобом. Однако в его снисходительности и надменности не было ничего ложного. Глупость он ненавидел еще больше, чем вульгарность или плохой вкус. Я не раз слышал, как он повторял известную фразу Фуше: «Хуже преступления – быть дураком». И он воспринимал ее буквально.
Я не раз слышал, как он повторял известную фразу Фуше: «Хуже преступления быть дураком». И он воспринимал ее буквально.
– Ха! Нераскрытые преступления! – презрительно фыркнул Маркхэм. – Это, скорее, результат плохой работы полиции, чем превосходства преступника.
– Плохая работа, – нежно промолвил Ванс, – это попытка оправдать неумение мыслить. Человек изобретательный и имеющий мозги не может плохо работать в вашем смысле… Нет, мой дорогой Маркхэм, нераскрытые преступления – это такие, которые были обдуманы и осуществлены человеком умным.
– Она – довольно решительная брюнетка, вы можете ее допросить, но, знаете, я не понимаю, почему вам хочется позлить эту леди?
– Почему вы сказали, что она брюнетка? – спросил Маркхэм.
– Ну если она не брюнетка, то собирается ею стать, – ответил Ванс. – Я понял это по цвету пудры и губной помады. Видите ли, дорогой мой, такие цвета блондинкам не подходят.
Самая большая вина ваша в том, что к каждому преступлению вы относитесь с непоколебимой уверенностью, что его совершил дурак. Неужели вам ни разу не приходило в голову, что если тот или иной ключ видит детектив, то его в равной степени видит и преступник, и он его либо прячет, либо уничтожает, если не хочет быть пойманным? И неужели вы ни разу не задумывались, что у любого мало-мальски умного человека, который задумал совершить преступление в наши дни, ipso facto, хватит ума, чтобы выполнить свою цель и сфабриковать улики, ведущие к другому?