А свобода... Свобода -это решение. Это внутренний мир каждого. Её не отнять ни цепями, ни кандалами. Рабами не становятся по неволе. Самый свободный на вид человек может быть рабом своих желаний, потребностей, работы, а самый презренный раб, умирающий от голода и побоев, может быть свободным. Потому что не сломался и не покорился. Он ТАК решил, как бы его не калечили те, кто назвал себя хозяевами.
Понты в сторону отошли, когда кто-то на этом свете называет тебя «любимым» и «папой».
У каждого в жизни есть его вторая половинка, люди рождаются с половиной сердца. Они просто не знают об этом. В грудной клетке пульсирует и гоняет кровь обрубок, он фантомно болит без той второй части… а когда те, кому повезло, находят эту половину, сердце становится целым, но никогда не принадлежит тебе полностью. А бывает, нашел половину, и вроде подходит идеально, а не твоя она. Примеряешь, примеряешь, а там какие то зубцы не цепляются, щелчка не происходит и понимаешь — чужое. Страшно, когда тебе в самый раз, а ей нет. У тебя щелкнуло, а она все еще в стадии примерки.
Счастье, оно, оказывается молчаливое, тихое. Это горе кричит и рыдает, а счастье оно тишину любит. Чем меньше слов, тем оно полнее, объемнее...
Вам сейчас кажется, что вас никто и никогда не поймет. Так бывает всегда — свое болит сильнее, чем чужое.
Женщина остается женщиной, пока она желанна. Она остается молодой и красивой, пока рядом есть тот, кто в любом возрасте скажет ей: " Я люблю тебя, маленькая". И не просто скажет, а докажет тысячи, сотни тысяч раз: взглядами, яростными толчками внутри её разгоряченного тела, хриплыми стонами и голодным "я хочу тебя сейчас". Везде. В любую секунду. Требовательно и властно без малейшего шанса на сопротивление.
Судя по всему, их тщательно отбирали и подбирали друг к другу, чтобы вот такие опасные, сильные, слишком своевольные личности могли работать вместе. Такие разные и, между тем, столь похожие. Да наши женщины передрались бы между собой, выясняя, кому достанется каждый из них. От этой мысли у меня непроизвольно родился собственнический инстинкт и последовавшие за ним недовольный рык и крепко сжатые на куртке Глеба кулаки. Моё!
Я не выдержала и прошипела ни на кого не глядя:
- Вот же зараза рыжая. Шассе недоделанный. Уши ему мои не нравятся! Да ты на свои посмотри, котяра болотная, чтоб ты в иле застрял по самую морду.
Его хохот захлебнулся в тот момент, когда мой кинжал мягко вошёл в его спину, разрывая черное сердце и прекращая такую никчемную жизнь. Меня не мучила совесть, и мне не было жалко, я слишком часто слышала и видела последствия таких разгульных игрищ.
Мёртвым взглядом я следила за живой, голодной до нашей крови лавиной, которая скоро сомнёт и меня словно травинку. Проверив второй амулет и обречённо просканировав свой резерв, печально ухмыльнулась. Твёрдо упершись в землю ногами и исподлобья наблюдая за приближающимися падальщиками, выпустила стихию на свободу, создав огненный заслон. Я смогу продержаться, правда, недолго, но хотя бы несколько минут выторгуют моему народу несколько лишних жизней.