admin

Человек ищет нечто, что называет счастьем, но не знает, что это такое. Но, судя по всему, счастье – это бегство от жизненного беспокойства, стремление к покою, который недостижим. Если есть у Трижды Величайшего какие-то желания, то единственное, может быть, - понять тайну человека, столь разумного и столь безумного в своих деяниях. Человек труслив в мелких житейских заботах, но бесстрашен, стремясь познать тайну сущего. Никто, ни то, Не Имеющий Имени, н тем более он, Трижды Величайший, никогда не могли и не могут остановить этого жалкого, никчемного человека, копошащегося во тьме Вселенной, грызущего стену, разделяющую тот и этот мир. Это человек управляет миром, слепой муравей, а они давным-давно потеряли власть, превратившись в мелких удельных князьков.

Трижды Величайший, или Повествование о бывшем из небывшего...

Николай Евдокимов

Это второе дополненное издание романа Николая Евдокимова, автора произведений, известных читателям в нашей стране и за рубежом: "Необходимый человек", "Страстная площадь" и др. Роман можно отнести к традиционному в литературе жанру дьяволиады или к фантастической притче, ибо действуют в нем и некоторые нереальные персонажи, живущие в потустороннем мире. Герой романа читает Книгу Судеб, может перемещаться из одного времени в другое, имеет возможность увидеть прошлое и настоящее: и всемирный...

Он захотел познать какие-то земные тайны. Ещё шаг, и он заразиться всеми людскими болезнями. Человек не излечимо болен, поражен себялюбием, тщеславием, эгоизмом. Не я заразил их всем этим. Они сами из себя выдавливают этот яд и с упоением его же пьют. Человек – скорпион: сам себя жалит.

Трижды Величайший, или Повествование о бывшем из небывшего...

Николай Евдокимов

Это второе дополненное издание романа Николая Евдокимова, автора произведений, известных читателям в нашей стране и за рубежом: "Необходимый человек", "Страстная площадь" и др. Роман можно отнести к традиционному в литературе жанру дьяволиады или к фантастической притче, ибо действуют в нем и некоторые нереальные персонажи, живущие в потустороннем мире. Герой романа читает Книгу Судеб, может перемещаться из одного времени в другое, имеет возможность увидеть прошлое и настоящее: и всемирный...

Чего греха таить, мы же умеем утюжить то, что чем-то выделяется, и приводить все к общему знаменателю, скучному, как кладбищенский покой.

Если существует слово, пригодное для описания нашего века, так это, скорее всего, Безопасность, или, говоря иначе, Небезопасность. От невротической небезопасности Фрейда, через небезопасности Кайзера, Фюрера, Эйзенхауэра и Сталина, прямиком к ужасам, подстерегающим граждан современного мира:ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ!Вражины. Они вскроют ваш автомобиль, обчистят ваш дом, нападут на ваших детей, ввергнут вас в адское пламя, убьют вас, чтобы разжиться деньжатами на наркоту, заставят вас обращаться лицом к Мекке, заразят вашу кровь, поставят ваши сексуальные предпочтения вне закона, обесценят вашу пенсию, загрязнят ваши пляжи, подвергнут ваши мысли цензуре, украдут ваши идеи, отравят ваш воздух, а после примутся угрожать вашим ценностям и уничтожать вашу безопасность. Держите их подальше от нас! Посадите под запор! Уберите с глаз долой! Заройте в землю!

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...

Самоутверждается ли, в той или иной степени, человек, надевающий темные очки? Ты скрываешь под ними глаза, что можно счесть признаком слабости и боязливости, но, с другой стороны, приобретаешь вид хладнокровный и отчасти непроницаемый

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...

Когда тебя покидают, это и вправду самый что ни на есть ударнейший удар. Главная хитрость тут в том, чтобы отделить унижение от утраты. Никогда ведь не знаешь наверное, что терзает тебя сильнее - боль существования без человека, которого любишь, или смятение, вызванное тем, что тебя отвергли...

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...

Как только нечто становится темой университетского курса, ты понимаешь – оно мертво.

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...

Как можно выдержать дистанцию и писать в академически одобренном стиле о том, что заставляет тебя ежиться, дрожать и всхлыпывать?

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...

Для человека поколения клавиатуры я, надо признаться, обладаю почерком первостатейным

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...

Я вспоминаю дитя из романа Диккенса, по-моему, из «Тяжелых времен», девочку, выросшую в цирке, проводившую все дни с лошадьми, ухаживая за ними, кормя их и любя. В романе есть сцена, в которой Грэдграйнд (точно, «Тяжелые времена», только что проверил), желая похвастаться своей школой перед визитером, просит эту девочку определить, что есть «лошадь», и, разумеется, малышка тут же лишается слов, запинается, мнется и беспомощно таращит глаза, что твоя дворовая собачонка.«Ученица номер двадцать не знает, что такое лошадь!» – объявляет Грэдграйнд и с широкой презрительной улыбкой поворачивается к маленькому, разбитному проныре Битцеру, самоуверенному уличному мальчишке, который за всю свою жизнь и лошадей-то видел разве что частями, – полагаю, когда швырял в них камни. Поросенок, самодовольно осклабясь, встает и выпаливает: «Четвероногое. Травоядное. Зубов сорок…» – и так далее, заслуживая бурные овации и всеобщее одобрение.«Ученица номер двадцать, теперь ты знаешь, что есть лошадь», – говорит Грэдграйнд.Так вот, всякий раз, что меня просили написать сочинение на тему вроде «“Прелюдия” Вордсворта как самолюбование в отсутствие возвышенного», я, получая мою работу назад с отметкой «1», или «0», или уж не помню какой, чувствовал себя так, словно я-то и есть запинающаяся обожательница лошадей, а весь остальной класс состоит из нахальных, попугайствующих поросят, каждый из которых уже умудрился лишиться души. С успехом писать о книгах, поэмах и пьесах можно, лишь если они тебя не волнуют, не волнуют по-настоящему. Конечно, все это бред истеричного школьника, позиция, порожденная не чем иным, как самовлюбленностью, тщеславием и трусостью. Да, но до какой глубины прочувствованная. Все школьные годы я сохранял убежденность в том, что «литературные исследования» есть вереница аутопсий, произведенных бессердечными лаборантами. Хуже, чем аутопсий: биопсий. Вивисекций.

Как творить историю

Стивен Фрай

Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна,...