Воображение у меня небогатое, но по вечерам, пытаясь осмыслить, не зря ли прошел день, я думаю вот о чем: когда мы начали превращаться в людей, то сразу же провели черту у входа в пещеру и сказали: «Диким зверям входа нет».
...от жизни нам нужно только одно — чтобы те, кого мы любим, были счастливы.
Природа не терпит пустоты, и у нее ничего не пропадает: как только уехали застройщики и риелторы, в дома вселились новые жильцы - мыши, птицы, букашки, сорняки.
Увидев страх на их лицах, я снова почувствовал тот, вчерашний прилив сил — он веселил меня, кружил голову словно безымянный наркотик.
Когда мы вышли из дома, Шинед встала на пороге; ей казалось, что она пронзает нас сердитым взглядом, однако на самом деле она походила на мопса, которого ударило током.
«Деньги: только из-за них люди умирают чаще, чем из-за любви.»
Только подросток может полагать, что скука — это плохо; взрослые с кой-каким жизненным опытом знают: скука — дар небесный. У жизни в рукаве достаточно волнующих событий, которые обрушиваются на тебя в самый неподходящий момент, так что усиливать драматизм совсем не обязательно.
Он кончил чинить часы, и они висят и тикают. Но, взглянув, Ника озадачена: на них нет циферблата!
- Вы несколько поражены необычным видом этих часов? - говорит Евгений Евгеньевич. - Да таких не было даже у Марка Твена! Там - "стрелки имели обыкновение складываться, как ножницы, и продолжать путь вместе", причем, как там сказано, - "величайший мудрец не мог бы сказать, который на них час".
- Да, но у них были стрелки...
- А уж это такая конструкция! - Евгений Евгеньевич смотрит на Нику спокойными вежливыми глазами, на дне их горит синий, непонятный огонек. - С циферблатом и стрелками они обречены на ошибки, проистекающие от закона трения, а без них они идут - безупречно!
- Но как же вы проверили их безупречность? - не устает, не отстает Ника (как она любит, как она любит такой вздор...)
- А зачем их проверять, раз они - верные! Это же неверные - проверяют...
Несколько женщин, молодых, сидели возле деревенской старухи. Их, видимо, забавляли ее рассказы.
- Мать, - спросила одна из них, - а ты-то за что сидишь?
- За бабу! - отвечала старуха бойко. - Донесла на меня, наврала!
- За что ж она тебя? А может, ты сама ей - ?
Кружок сомкнулся теснее.
- У нас в деревне не было ее, видно - в селе... - оживляясь негодованием, охотно отвечала старуха, - больно имя мудреное... Ну уж как выйду на волю - где ни где, а найду ее, суку! Все волосья ей из подлой башки повыдергаю, - на невинную наклепала, подлюга... Ты, говорит, не отпирайся, вседно десять годов тебе за нее положено...
- Да вы где с ней сошлись? Чего она про тебя набрехала?!
- Да я видом ее не видывала, слыхом не слыхивала, да и имени ее отродясь не слыхала...
Любопытство разгоралось. Подсела и Ника.
- Имя-то больно мудреное у подлюги... не запомнила...
Молодежь подсказывала имена...
Старухина голова не соглашалась.
- Мать! - крикнул кто-то, - а может, тебе ее назвали - к о н т р р е в о л ю ц и я?
- Во, во! Она самая! Проклятущая! Она самая! - обрадовалась старуха. Мне бы только на волю, под землей ее - отыщу, все волосья ей...
Хохот грянул хором, заглушая мечты старухи.
- Перлы жизни... - шептала Ника, уходя.
ГИТАРАЗвон гитары за стеной фанерной,
Рая весть в трехмерности аду.
Это все, что от четырехмерной
Мне еще звучит. В немом ладу
Со струями струн, луна литая
Лейкой льет ледяные лучи
На картину, что я с детства знаю:
"Меншиков в Березове". Молчи, -
Слушай эту песню за стеною,
Дрожью пальца на одной струне,
Так поют, что я сейчас завою
На луну, как пес. И что луне
Нестерпимо плыть над лагерями.
Вшами отливает пепел туч
Оттого, что, поскользнувшись в яме,
Ледяной лежу, и что могуч
На картине Меншиков надменный,
Дочь кувшинкою цветет в реке
Кротости, и взор ее вселенную
Держит, словно яблоко, в руке.Замирает палец над струною,
Ночь слетает раненой совой, -
На луну, как пес, я не завою,
Мне тоски не заболеть запоем, -
Под луною нынче, пес, не вой!Звон гитары за стеной фанерной,
Рая весть в трехмерности аду.
Это все, что от четырехмерной -
С тихой вечностью в ладу.