- Он умер. - Не повезло. Но это вроде даже придает ему солидность, а?
В руках он держал книгу,
свет настольной лампы падал на обложку - роман Сименона; это меня
приободрило - все-таки в нем было что-то человеческое!
Я чувствовал, что у меня сдают нервы. Даже человеку храброго десятка
трудно быть смелым до завтрака, а я не смельчак. Я почувствовал, что не
могу усидеть - меня так и тянуло броситься к ногам капитана Конкассера. Я
знал, что такой поступок оказался бы роковым. Никто и не пожалеет
пристрелить подобную мразь.
Потом я просмотрел первые полосы. Министр просвещения излагал шестилетний план ликвидации неграмотности на севере - почему именно на севере? Никаких подробностей не давалось. Быть может он рассчитывал на ураган. В 1954 году ураган "Хэйзел" успешно ликвидировал неграмотность в глубине страны - число погибших так и не было обнародовано.
Я умоляю вас — стук в дверь может помешать мне закончить эту фразу, поэтому примите ее как последнюю просьбу умирающего, — если вы отвергли одну веру, не отвергайте веры вообще. Всегда есть другая вера взамен той, которую мы теряем. А может, это все та же вера в другом обличье?
Я не знал, когда умер мой отец — если он вообще умер, — поэтому я впервые испытал чувство внезапной разлуки с человеком, на которого всегда можно было положиться в беде.
Я вас знаю и люблю вас, и я пишу это письмо, обдумывая каждое слово, — ведь это, наверно, последняя возможность побеседовать с вами. Письмо может до вас не дойти — я посылаю его, как мне кажется, с надежной оказией, однако что может быть надежным в том безумном мире, в котором мы теперь живем (я имею в виду отнюдь не только мое бедное, маленькое Гаити).
«Мой молодой помощник скоро набил руку и выдавал по полдюжине
разнообразных картин за одно утро, а я платил ему по два фунта десять
шиллингов за штуку. Я никого не грабил; получая по пятнадцати фунтов за
полдня работы, художник был доволен, я же помогал молодому дарованию и был
уверен, что многие званые обеды в провинции проходят гораздо живее
благодаря одной из моих пощечин общественному вкусу на стенке. Как-то раз
я продал поддельного Поллока человеку, у которого в саду вокруг солнечных
часов и вдоль аляповатой дорожки были врыты диснеевские гномы. Разве я его
обездолил? Он мог себе позволить такую роскошь. У него был совершенно
неуязвимый вид, хотя кто знает, какие изъяны в его личной или деловой
жизни должны были возмещать диснеевские гномы.»
я уже много лет назад разучился быть причастным к чему бы то ни было.
- Милый, берегись. Неужели ты не понимаешь? Для тебя реально только то,
что существует в твоем воображении. Мы только то, что
тебе захотелось из нас сотворить. Ты берклианец. Господи, да еще какой!
Бедного Джонса ты превратил в коварного соблазнителя, а меня в распутную
бабу. Ты даже не можешь поверить в медаль своей матери. Еще бы, ведь ты
сочинил для нее совсем другую роль. Милый, постарайся поверить, что мы
реально существуем, даже когда тебя с нами нет. Существуем независимо от
тебя. Мы все не такие, какими ты нас представляешь. Но и это бы не беда,
если бы ты не глядел на все так мрачно, так беспросветно мрачно.