- Сьюзен, тащи ведра с водой от колодца! А ты, госпожа Едина, подноси смазку. - А ты что будешь делать? - спросила Сьюзен, схватив два ведра. - Очень сильно переживать! И это, поверь, совсем не простое занятие!
Часть дома еще тлела на самом краю озера. Выглядела она очень странно. Словно что-то из Иеронима Босха, если бы он увлекался западными пейзажами.
– Я считаю много такого, что не стоит считать, – ответил Камерон. – Все потому, что я так устроен. Но еще я считаю все, что считать стоит.
Она просто лежала и гладила его задницу, как котенка.
«– Умри, пожалуйста, потому что нам не хочется больше в тебя стрелять. И помощник шерифа ответил: – Ладно, умру, только больше в меня не стреляйте. – Мы больше не будем в тебя стрелять, – сказал Камерон. – Ладно, я умер. – И умер.»
Всякий раз, когда мужчина велел ей заткнуться, она затыкалась. Перед тем как заняться блудом, она росла на ферме.
- А что эти химикаты должны делать, когда вы их завершите? - спросил Грир. - И это они съели вашу собачку?
- Мы не знаем, что они должны делать, - ответила мисс Хоклайн. - Отец сказал, что, когда Химикалии будут закончены, отыщется решение на главную незадачу человечества.
- И какова она? - спросил Кэмерон.
- А этого он не сказал, - ответила мисс Хоклайн.
Выливая капельку того и капельку сего в Химикалии, надеясь на улучшение мира, не очень-то понимал профессор, что каждая капелька подводит его все ближе к тому дню, когда он пропустит через Химикалии электричество – и вдруг народится злая проказа, а гармония Химикалий утратится навсегда, и проказа со всеми своими дьявольскими возможностями вскоре обратится против него самого и его милых дочерей.
А содержимое Химикалий было по большей части недовольно тем, что случилось, после того как через него пропустили электричество и началась мутация, породившая зло.
Одному химикату удалось полностью отделиться от всего состава. Химикат этот весьма досадовал на такой поворот событий и исчезновение профессора Хоклайна, потому что ему очень, очень хотелось помочь человечеству и чтобы все люди улыбались.
Теперь химикат часто плакал и держался наособицу у самого дна банки.
Разумеется, жили там и химикаты, в сущности своей злые по природе, – они радовались, что избавились от профессорской политики добрососедства, и теперь ликовали от дурацкого ужаса, который свет, он же Чудище Хоклайнов, наводил на своих хозяев, сиречь Хоклайнов, и всех, кто к ним приближался.
Наконец они наткнулись на что-то человеческое. Это была могила.