Если долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя.
— Как ты думаешь, память — это благословение или проклятие? — И то и другое, дорогой.
Хорошо иметь цели. Они могут помочь тебе пережить трудные времена.
Ты же сама знаешь, как мужчины не любят лечиться. Они в лечебницу попадают только в двух случаях: когда все плохо или когда их насильно привела жена или мать.
Никто не может причинить больше боли, чем родные люди. Они точно знают, куда бить, чтобы доставить наибольшие страдания.
Дом походил на лоскутное одеяло, состряпанное из самых разных кусков человеческой фантазии. Или на какое-то нелепое мифологическое существо. Белые ионические колонны в прихожей высокомерно поглядывали на кремовые подвесные потолки 1970-х годов и люминесцентные лампы гостиной. Открытые паркетные полы коридора на втором этаже в некоторых спальнях укрылись толстым одеялом коричневого ковролина. В библиотеке скучал непригодный для использования камин без дымохода. Из стены родительской спальни торчали резные кованые ребра системы отопления, газ к которой так и не был проведен. Каждый уголок дома дышал историей: десятилетие за десятилетием люди пытались здесь обжиться — и никому это так и не удалось.
Она жила в режиме ожидания. В неумолимо вращающемся мире её жизнь была фильмом, поставленным на паузу. Призрачная жизнь. Но ты не призрак. Этот голос в её голове. Предупреждение. Не забывай об этом, хорошо? Она не забывала. Будь осторожнее.
Вы, ребята, спрашиваете меня, что это значит — найти их. Выволочь их наконец под свет ваших ламп. Понаблюдать, как они посмотрят на вас — на тех, кто знал, что они все время были за спиной. Так вот, это значит сбросить маску с этого мира. Их мира. Вскрыть фасад и посмотреть на проводку под ним.
Были и другие предметы, странные и несуразные. Из-за них тайник напоминал гнездо морской птицы, собранное из ярких вещиц, спасенных ей из океана.
Дом подобен дереву, а его комнаты — ветвям. Самые незначительные их колебания дрожью проходятся по каменному стволу. Дом Мейсонов должен был пустовать без хозяев, но крона его колыхалась, будто из комнаты в комнату перепархивала колибри: открывались и закрывались двери, по коридорам и ступеням то и дело барабанили чьи-то ноги, оживал телевизор, схлестывались в споре детские голоса.