Мои цитаты из книг
Чем же он виноват? И чем виноват я, хотя я и убил его? Чем я виноват?
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
Вы, воспоминания, не мучьте меня, оставьте меня!
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
И я иду вместе с тысячами, из которых разве несколько наберется, подобно мне, идущих охотно. Остальные остались бы дома, если бы им позволили. Однако они идут так же, как и мы, «сознательные», проходят тысячи верст и дерутся так же, как и мы, или даже лучше. Они исполняют свои обязанности, несмотря на то, что сейчас же бросили бы и ушли — только бы позволили.
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
Этот скелет в мундире с светлыми пуговицами привел меня в содрогание. «Это война, — подумал я, — вот ее изображение».
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
Ну, счастлив ваш бог, молодой человек! Живы будете. Одну ножку-то мы от вас взяли; ну, да ведь это пустяки. Можете вы говорить?
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
Передо мною лежит убитый мною человек. За что я его убил?
Он лежит здесь мертвый, окровавленный. Зачем судьба пригнала его сюда? Кто он? Быть может, и у него, как у меня, есть старая мать. Долго она будет по вечерам сидеть у дверей своей убогой мазанки да поглядывать на далекий север: не идет ли ее ненаглядный сын, ее работник и кормилец?..
А я? И я также... Я бы даже поменялся с ним. Как он счастлив: он не слышит ничего, не чувствует ни боли от ран, ни смертельной тоски, ни жажды... Штык вошел ему прямо в сердце... Вот на мундире большая черная дыра; вокруг нее кровь. Это сделал я.
Я не хотел этого. Я не хотел зла никому, когда шел драться. Мысль о том, что и мне придется убивать людей, как-то уходила от меня. Я представлял себе только, как я буду подставлять свою грудь под пули, И я пошел и подставил.
Ну и что же? Глупец, глупец! А этот несчастный феллах (на нем египетский мундир)-он виноват еще меньше. Прежде чем их посадили, как сельдей в бочку, на пароход и повезли в Константинополь, он и не слышал ни о России, ни о Болгарии. Ему велели идти, он и пошел. Если бы он не пошел, его стали бы бить палками, а то, быть может, какой-нибудь паша всадил бы в него пулю из револьвера. Он шел длинным, трудным походом от Стамбула до Рущука. Мы напали, он защищался. Но видя, что мы, страшные люди, не боящиеся его патентованной английской винтовки Пибоди и Мартини, все лезем и лезем вперед, он пришел в ужас. Когда он хотел уйти, какой-то маленький человечек, которого он мог бы убить одним ударом своего черного кулака, подскочил и воткнул ему штык в сердце.
Чем же он виноват?
И чем виноват я, хотя я и убил его? Чем я виноват?
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
Ах, тоска, тоска! Ты хуже ран.
Тяжелораненый солдат приходит в себя после боя, вокруг только трупы, нет воды и еды и некому прийти на помощь... Первый рассказ писателя, ушедшего добровольцем на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии, написанный в 22 года и принёсший ему широкую известность.
«Все живое — свято».
В 1930-х годах, в период Великой депрессии, множество мелких арендаторов земли в США потеряли свои фермы. Это вынудило их искать работу, чтобы обеспечить себя и свои семьи. Семья Джоудов из Оклахомы оказалась в тяжелом положении и решила отправиться в Калифорнию, надеясь найти там возможность заработать и выжить.
А когда урожай созревал и его собирали, никто не разминал горячих комьев, никто не пересыпал землю между пальцами. Ничьи руки не касались этих семян, никто с трепетом не поджидал всходов. Люди ели то, что они не выращивали, между ними и хлебом не стало связующей нити. Земля рожала под железом — и под железом медленно умирала; ибо ее не любили, не ненавидели, не обращались к ней с молитвой, не слали ей проклятий.
В 1930-х годах, в период Великой депрессии, множество мелких арендаторов земли в США потеряли свои фермы. Это вынудило их искать работу, чтобы обеспечить себя и свои семьи. Семья Джоудов из Оклахомы оказалась в тяжелом положении и решила отправиться в Калифорнию, надеясь найти там возможность заработать и выжить.
Человек сливается воедино с тем местом, где живет.
В 1930-х годах, в период Великой депрессии, множество мелких арендаторов земли в США потеряли свои фермы. Это вынудило их искать работу, чтобы обеспечить себя и свои семьи. Семья Джоудов из Оклахомы оказалась в тяжелом положении и решила отправиться в Калифорнию, надеясь найти там возможность заработать и выжить.