Хорошо бы им всем найти покой, а не бегать друг за другом в тревоге.
Дивосил не глядел на плащ, не спрашивал, мол, за что ты, милый человек, воюешь, нет — молча промывал, помогал унять боль, перематывал тканью. Потому что каждый имел право на жизнь, а остальное — после.
Марья с замирающим сердцем шагала вперёд, осторожно, медленно, цепляясь руками за стену. Сколько учили: нельзя проявлять страх перед мёртвыми — а ведь под ж ты в их мир и попробуй не испугаться! Ещё и тихо-тихо, аж собственное дыхание слышно.
Все самое правильное приходит к нам в неожиданный момент.
«Только глупец может судить человека по его ошибкам».
«…у всех идеальных девочек есть свои скелеты в шкафу. Только они тщательно об этом умалчивают».
«У невкусной конфеты обертка всегда ярче».
Нечто, невероятным образом отставшее от своего времени и поневоле смирившееся с появлением на земле человека, теперь вдруг вырвалось наружу с ужасающей силой, как низшая, чудовищная и незрелая стадия жизни. Он видел во всем случившемся своего рода прорыв — случайное, мимолетное проникновение в доисторические времена, когда сердца людей еще были угнетены дикими, всеохватывающими, беспредельными суевериями, а силы природы — неподвластны новым хозяевам жизни на земле, — Силы, населявшие первобытный мир и еще не до конца вытесненные из современного бытия.
Доктор Каскарт умел властвовать над собой, а значит, имел право властвовать над другими.
В его речи отсутствовало обращение «сэр», равно как и другие выражения почтительности, которыми настоящий деревенский житель неизменно награждает горожанина, но в ней сквозили мягкость и истинное расположение, которые согревают сердце куда больше, чем внешние проявления вежливости.